Дед видит внутренним взором свою возможную жизнь, если бы он не встретил аккуратную заиньку. Сидел бы в шикарной квартире в НЙ, обед из трех блюд, горничные, не надо самому себе подтяжки пришивать. К сыну в дорогую школу бы поехал на выпускной, с женой, на лимузине, весь из себя телепродузер, почет и уважение. С дочерью бы путешествовал, фотографии бы щелкал. Никаких люсиков, никакого собирания дерьма в дюнах. Никто не орет, все говорят нормальными голосами. Можно сутками сидеть размышлять о своем величии. Впереди обеспеченная старость, любящие дети, в перспективе внуки.
И в эти мечты вдруг врывается гундосый голос: Иггарь! ИГАРЬ, сукаблядговно!! Очухался! Жрать будешь? Хотя ничего нет, мне некогда. Слушай, что мне хомяки написали. Твои дети говвно! Все отобрратть! В общагу! Корма не ддаватть!
Фуф, я бракодел и прошу простить заранее мое незнание материала и географии Москвы! - но не могу, должна вывалить как есть))
– Вы и правда были отцом-основателем НТВ?
– Вам не верится? Могу доказать. Это верно, что во время развода моя предыдущая жена сбила Останкинскую телебашню сразу же, как и наш с женойженой дом на #патриаршихпондс. Я сын боевого генерал-лейтенанта Малашенко! Вы должны были слышать о его гандонах!
Вахтенный офицер сделал ему под козырек:
– В таком случае надо бы выпить, и чем скорее, тем лучше. Офицерский бар крейсера к вашим услугам…
На прощание офицеры положили ему в бельевую корзину две бутылки превосходного виски. Малашенко вернулся на берег:
– Смотри! Ты ведь хотела сегодня дорогого шмурдяка…
Бомжения стала пить еще на пристани:
– Виски лучше дорогого шмурдяка. Не будем стоять под фонарями.
– Теперь, – говорил ей Малашенко, – я сам буду отвозить белье на корабли. Ты только стирай, отвозить стану я… А не зайти ли нам в ближайший ресторан, чтобы поужинать? Сырники или пюрешка с котлеткой...
– Куда же нам идти, если все вокруг так хорошо!
Кажется, они уже свернули в сторону Патриарших.
– Здесь нету фонарей, – сказала Бомжения. Здесь их никто не видел, звонко повизгивали цикады в кустах, ночные жуки пролетали, светясь, как маленькие ракеты, трепеща крыльями… Малашенко вдруг спохватился:
– А где же наши корзины?
– Ты забыл их, Игорек. – Пьяная, безобразная старуха, кривляясь, вдруг начала хохотать, издеваясь над ним. – Ты забыл! – кричала она. – Ах, как смешно!.. Но мы не забыли виски! А корзины забыли…
С берега ИЕ видел, как внизу тихо колышется пленка нефти на поверхности воды. Лишь на какую-то долю секунды лицо Бомжении повернулось к лунному свету, и он, казалось, узнал в ней черты прежней и невозвратной женщины… Пошатываясь, Малашенко доставал из карманов деньги.
– Это все тебе, – говорил он. – Видишь, как много? Здесь нам хватит надолго… Может, купим новые корзины?
– Я давно не видела столько денег. Да, мы купим громадные корзины, а наш гений сын Люсик заживет в новом красивом манежике, отдельно от дочки Либуше. – Бомжения распечатала вторую бутылку виски.
Малашенко наотмашь ударил старуху по лицу:
– Оставайся тут… пьяная ведьма. Я не могу больше так жить! Я ненавижу тебя и всю нашу постылую жизнь… Прочь!
Бутылка выпала из руки Бомжении, кулак ее разжался, и ветер развеял деньги над нефтяной пленкой воды.
– Я так и знала, – тихо сказала она. – Никто не может… – Со стоном вдруг обняла его – страшно крепко. – А разве я могу? – раздался ее крик.
В кустах затихли цикады. Малашенко ощутил костлявые ключицы, исчахшую грудь этой уродливой старухи.
– Прости, – ответил он ей, плача.
– А ты не виноват. Виновата одна лишь я, рожденная у ужасных родителей… Ты сам должен простить меня!
Бомжения уже не казалась пьяной. ИЕ перехватил ее взгляд – он был в эти минуты такой же, каким она (в юности) любовалась инвестиционными сумками, херовазами. А лицо ее сделалось почти молодым…
В поведении женщины что-то вдруг изменилось.
– Ты не можешь? – переспросила она. – А я?
Над #партиаршиепондс разгорались огни, слышалась музыка.
– Отпусти меня, – сказал ИЕ.
Стоя спиною к берегу пруда, женщина склонялась над водой, продолжая удерживать его в своих объятьях.
– Не бойся… не надо, – шепнула она.
Только сейчас его охватил ужас.
– Не держи меня! – успел крикнуть он.
Короткий всплеск и холодный мрак. Пруд забирал его к себе. Он не вытерпел, жадно заглотав воду в легкие. Угасающее сознание еще было способно отметить, что Бомжения, припавшая к нему, вдруг захотела вернуться обратно.
Куда? К его фановой трубе? Масляной краске на кухонном фартуке? К своему коргикардигану?..
Малашенко сам удержал ее на илистом дне, забросанном бутылками, разложившейся падалью и консервными банками. Там, среди отбросов большого города, они и затихли, еще шевелясь и вздрагивая в агонии, пока глаза не закрылись в усталом сне – глубоком и безнадежном.
Где-то очень далеко звучала веселая музыка.
Жизнь продолжалась, но это была уже не их жизнь!
Через несколько дней местная газета коротко сообщила в числе городских происшествий, что на Патриарших всплыло два раздутых трупа. Полиции удалось опознать в них известную когда-то светского обозревателя по имени малам Малашенко Божена Рынская и сына генерал-лейтенанта, основателя НТВ.