Статус
В этой теме нельзя размещать новые ответы.
Регистрация
16 Янв 2018
Сообщения
934
Симпатии
11.385
Адрес
Овин, второй гамак слева
Я на этой неделе два раза приложилось затылком.
Один раз об раковину, а потом еще сумка с полки свалилась.
Словила два инсайта и настучала два кейса (я пральна юзаю ворды?:pxaa_xaxa:)

СУРОВЫЕ БУДНИ ОХРАННИКА АЭРОПОРТА
Эта странная женщина появилась в аэропорту когда были сняты основные коронавирусные ограничения.
Она приходила с утра, волоча за собой пустой чемодан, гулко подпрыгивающий на неровностях пола; бродила по залу вылета, что-то бормоча себе под нос; иногда подходила к окнам и нелепо распластывалась по ним, раскинув руки по стеклу и прижав к нему нос.
Побродив часа три, женщина уходила.
На третий день охране был дан наказ незаметно следовать за странной посетительницей.
В тот день выпала очередь Серёги.
Женщина появилась как обычно, в районе 10 утра.
Сегодня она была возбужденнее обычного, периодически приплясывала на месте («В туалет что ль хочет», - подумал Серёга), иногда отпускала ручку чемодана, уже не пустого, судя по звуку его колесиков, и выписывала руками замысловатые кренделя, громко взгогатывая в особо экспрессивные моменты рукодвижения.
«Наркоманка», - решил Серёга, и стал наблюдать за женщиной пристальнее.
Через полчаса женщина бочком-бочком, кося одним глазом, придвинулась к Серёге.
- Да, это я! – городо заявила она, - Вы не ошиблись! Лечу вот! Может и постендапить, это интрига!
Она взгогтнула и выжидательно уставилась на Серёгу.
- Эээээ… - не нашелся что ответить он.
- Ну я это, я! Давай фотку делать, не стесняйся уже, чо ты! Вижу, что ты уже два часа за мной ходишь и стесняешься, а это я, она самая!
- Эээээ? – вопросительно промычал Серёга, судорожно соображая, звать ли подмогу или подождать развития событий и самому вырубить ее электрошокером если что. – Зачем это вам?
- Ну… выложу в блог, - игриво подмигнула женщина, обнажив в хищном оскале-улыбке верхнюю десну.
- И что будет? – все еще пытаясь понять зачем она к нему пристала спросил Серёга, отступая на пару шагов назад.
- Инфоповод будет! – еще шире оскалилась женщина, распластывая по шее третий подородок. – Я ж небо расколдовала! Улетаю нахрен подальше от Заябликова своего, счастлива до соплей гыгыгы, фоткай давай!
И она всунула ему в руки телефон, оскалилась еще шире, хотя это казалось невозможным, и принялась колыхаться телесами, принимая различные странные позы и выпячивая вперед зубы.
«Точняк наркоманка», - решил Серёга, - «Ну её нахрен, пусть Васька следит, хватит с меня».
Он быстро нажал кнопку и сунул женщине ее телефон обратно.
- Не ну ты, чо? – возмутилась женщина, - я ж еще не напозировалась!
Посопела обиженно, спрятала телефон в карман, опять придвинулась к Серёге, норовя обнять его своим бедром.
- Ну спроси, ну по глазам вижу, спросить же хочешь!
- Эээээ? – Серёга был неоригинален.
- А это интрига же, забыл чо ли! – громогласно на весь аэропорт загоготала женщина.
Отсмеявшись, она понизила голос и наклонившись к Серёгиному уху хрипло спросила:
- А может ты автограф хочешь?
Серёга дернулся и в ужасе на неё уставился.
Она опять загоготала:
- А вот и нет! 17 лет взамужем!
И подхватив чемодан, вприпрыжку поскакала к стойкам регистрации.
«В жопу эту работу» - тоскливо подумал Серёга. – «Надо было в «Пятерочку» идти, когда звали. Хотя… как же я без авиации?».
Post automatically merged:



ТРИ ИСТОРИИ С КОФЕ
Елена Сергеевна задумчиво стояла у прилавка с пирожными, когда на нее налетело синее мятое торнадо. Торнадо подхватило ее под руку, и невзирая на возмущенные вопли Елены Сергеевны, гогоча и всхрюкивая потащило ее куда-то в сторону прилавка с гречкой и консервами.
- Не ссы, бабка! - гыгкнуло торнадо, оказавшееся полной неряшливой гренадерского роста желтоволосой блондинкой. - Ща тебе наберем всего, а то ишь, стоишь стесняешься.
В корзинку Елены Сергеевны плюхнулась пачка риса, две банки горошка, замурзанная селедка и непонятная тушенка.
- Но позвольте, - робко начала она, думая, что из такого дешевого желтоватого риса только клейстер варить; горошек у нее есть в запасах; селедку она не любит, предпочитая нежную семгу; да и вообще, что за парадокс сейчас происходит??
- Да все норм, бабульк! - и женщина потащила Елену Сергеевну к кассам. - Как меня инсайтнуло то, а? Какой кейс, всем кейсам кейс!
Отпихнув рыхлым бедром зазевавшуюся девушку, женщина бухнула корзинку Елены Сергеевны на кассовую ленту, достала телефон и принялась фотографировать оторопевшую Елену Сергеевну, корзинку, покупки, кассиршу и себя на фоне всего этого.
- Читайте мой блог! - громко заявила женщина. - Я несу людям счастье! Тваааарю добро!
- Женщина, - недовольно начала кассирша, глядя на вытянувшееся лицо Елены Сергеевны и немой ужас, бившийся в ее глазах.
- Не благодарите, подписывайтесь, ставьте лайки-лалайки, - и женщина стремительно вылетела из магазина, что-то строча на ходу в телефоне.
Елена Сергеевна вздохнула и стала снимать корзинку с кассы.
- Оставьте, Елена Сергеевна, что вы такое таскать будете, я отнесу - сказала кассирша. - Вы за круассанами пришли? Должны уже быть готовы свеженькие, горячие. А это вы не обращайте внимания, повадилась психованная какая-то покупателей пугать, да что с ней сделаешь - не ворует, не громит ничего.
Елена Сергеевна вздохнула еще раз и пошла обратно к прилавку с пирожными за любимыми круассанами к утреннему кофе.
"Рассказать кому - не поверят" - думала она.

***
Сашка возвращался с тредневной рыбалки.
Заросший щетиной, грязный, невкусно пахнущий, но довольный донельзя - улов был хорош, да и посидели с мужиками душевно.
До дома было уже недалеко, но погода была хороша, и хотелось кофе, крепкий, черный, чтоб во рту осталась легкая горчинка.
Мурлыкая под нос какую-то песенку Сашка припарковал машину, купил стаканчик ристретто и пошел в парк, посидеть на лавочке, погреться в лучах утреннего солнца, послушать шум города, приглушенный парком.
Мыслями Сашка был еще там, на озере, неслышно плескалась вода, о чем-то пел соловей, и Сашка, затаив дыхание ждал поклевку.
В этот момент что-то плюхнулось Сашке на колени.
Он подпрыгнул в ужасе и уставился на полусгрызанную шаурму, лежавшую на нем.
- Не ссы, мужик, - гыгкнул кто-то, и Сашка увидел помятую полную рослую женщину в мятом синем платье. - Жри, урчи, я тваааарю добро.
- Женщина, вы совсем того? - недоуменно спросил Сашка.
- Давай-давай, - и женщина, подцепив шаурму, стала впихивать ее Сашке в кулак.
Сашка вскочил со скамейки и практически побежал к выходу, стремясь скрыться в машине.
Женщина бежала за ним, безостановочно снимая его на телефон.

***
Блогерша ввалилась домой уставшая, но довольная.
- Значит так! - бормотала она. - Старушка с продуктами одна штука. Накормленный бомж одна штука. Две добры в одно утро! Какие кейсы, ща нафингерю на всех площадках, пусть рыдают и мурашатся!
Она вскипятила чайник, развела в кружке пакетик кофе три-в-одном и уселась за стол, приготовившись настукивать пальцем очередную текстяру.
- Твааарю добро - пришептывала она, шумно прихлебывая мутную баланду. - Каппучина вкусняха прост, надо впихнуть в текстяру про каппучину, пусть видят что несмотря на всю мою святость человеческое мне не чуждо.
 

Полноценное светило

Нарицательный персонаж
Регистрация
9 Янв 2019
Сообщения
4.564
Симпатии
77.020
Адрес
Заябликово
Я на этой неделе два раза приложилось затылком.
Один раз об раковину, а потом еще сумка с полки свалилась.
Словила два инсайта и настучала два кейса (я пральна юзаю ворды?:pxaa_xaxa:)

СУРОВЫЕ БУДНИ ОХРАННИКА АЭРОПОРТА
Эта странная женщина появилась в аэропорту когда были сняты основные коронавирусные ограничения.
Она приходила с утра, волоча за собой пустой чемодан, гулко подпрыгивающий на неровностях пола; бродила по залу вылета, что-то бормоча себе под нос; иногда подходила к окнам и нелепо распластывалась по ним, раскинув руки по стеклу и прижав к нему нос.
Побродив часа три, женщина уходила.
На третий день охране был дан наказ незаметно следовать за странной посетительницей.
В тот день выпала очередь Серёги.
Женщина появилась как обычно, в районе 10 утра.
Сегодня она была возбужденнее обычного, периодически приплясывала на месте («В туалет что ль хочет», - подумал Серёга), иногда отпускала ручку чемодана, уже не пустого, судя по звуку его колесиков, и выписывала руками замысловатые кренделя, громко взгогатывая в особо экспрессивные моменты рукодвижения.
«Наркоманка», - решил Серёга, и стал наблюдать за женщиной пристальнее.
Через полчаса женщина бочком-бочком, кося одним глазом, придвинулась к Серёге.
- Да, это я! – городо заявила она, - Вы не ошиблись! Лечу вот! Может и постендапить, это интрига!
Она взгогтнула и выжидательно уставилась на Серёгу.
- Эээээ… - не нашелся что ответить он.
- Ну я это, я! Давай фотку делать, не стесняйся уже, чо ты! Вижу, что ты уже два часа за мной ходишь и стесняешься, а это я, она самая!
- Эээээ? – вопросительно промычал Серёга, судорожно соображая, звать ли подмогу или подождать развития событий и самому вырубить ее электрошокером если что. – Зачем это вам?
- Ну… выложу в блог, - игриво подмигнула женщина, обнажив в хищном оскале-улыбке верхнюю десну.
- И что будет? – все еще пытаясь понять зачем она к нему пристала спросил Серёга, отступая на пару шагов назад.
- Инфоповод будет! – еще шире оскалилась женщина, распластывая по шее третий подородок. – Я ж небо расколдовала! Улетаю нахрен подальше от Заябликова своего, счастлива до соплей гыгыгы, фоткай давай!
И она всунула ему в руки телефон, оскалилась еще шире, хотя это казалось невозможным, и принялась колыхаться телесами, принимая различные странные позы и выпячивая вперед зубы.
«Точняк наркоманка», - решил Серёга, - «Ну её нахрен, пусть Васька следит, хватит с меня».
Он быстро нажал кнопку и сунул женщине ее телефон обратно.
- Не ну ты, чо? – возмутилась женщина, - я ж еще не напозировалась!
Посопела обиженно, спрятала телефон в карман, опять придвинулась к Серёге, норовя обнять его своим бедром.
- Ну спроси, ну по глазам вижу, спросить же хочешь!
- Эээээ? – Серёга был неоригинален.
- А это интрига же, забыл чо ли! – громогласно на весь аэропорт загоготала женщина.
Отсмеявшись, она понизила голос и наклонившись к Серёгиному уху хрипло спросила:
- А может ты автограф хочешь?
Серёга дернулся и в ужасе на неё уставился.
Она опять загоготала:
- А вот и нет! 17 лет взамужем!
И подхватив чемодан, вприпрыжку поскакала к стойкам регистрации.
«В жопу эту работу» - тоскливо подумал Серёга. – «Надо было в «Пятерочку» идти, когда звали. Хотя… как же я без авиации?».
Post automatically merged:



ТРИ ИСТОРИИ С КОФЕ
Елена Сергеевна задумчиво стояла у прилавка с пирожными, когда на нее налетело синее мятое торнадо. Торнадо подхватило ее под руку, и невзирая на возмущенные вопли Елены Сергеевны, гогоча и всхрюкивая потащило ее куда-то в сторону прилавка с гречкой и консервами.
- Не ссы, бабка! - гыгкнуло торнадо, оказавшееся полной неряшливой гренадерского роста желтоволосой блондинкой. - Ща тебе наберем всего, а то ишь, стоишь стесняешься.
В корзинку Елены Сергеевны плюхнулась пачка риса, две банки горошка, замурзанная селедка и непонятная тушенка.
- Но позвольте, - робко начала она, думая, что из такого дешевого желтоватого риса только клейстер варить; горошек у нее есть в запасах; селедку она не любит, предпочитая нежную семгу; да и вообще, что за парадокс сейчас происходит??
- Да все норм, бабульк! - и женщина потащила Елену Сергеевну к кассам. - Как меня инсайтнуло то, а? Какой кейс, всем кейсам кейс!
Отпихнув рыхлым бедром зазевавшуюся девушку, женщина бухнула корзинку Елены Сергеевны на кассовую ленту, достала телефон и принялась фотографировать оторопевшую Елену Сергеевну, корзинку, покупки, кассиршу и себя на фоне всего этого.
- Читайте мой блог! - громко заявила женщина. - Я несу людям счастье! Тваааарю добро!
- Женщина, - недовольно начала кассирша, глядя на вытянувшееся лицо Елены Сергеевны и немой ужас, бившийся в ее глазах.
- Не благодарите, подписывайтесь, ставьте лайки-лалайки, - и женщина стремительно вылетела из магазина, что-то строча на ходу в телефоне.
Елена Сергеевна вздохнула и стала снимать корзинку с кассы.
- Оставьте, Елена Сергеевна, что вы такое таскать будете, я отнесу - сказала кассирша. - Вы за круассанами пришли? Должны уже быть готовы свеженькие, горячие. А это вы не обращайте внимания, повадилась психованная какая-то покупателей пугать, да что с ней сделаешь - не ворует, не громит ничего.
Елена Сергеевна вздохнула еще раз и пошла обратно к прилавку с пирожными за любимыми круассанами к утреннему кофе.
"Рассказать кому - не поверят" - думала она.

***
Сашка возвращался с тредневной рыбалки.
Заросший щетиной, грязный, невкусно пахнущий, но довольный донельзя - улов был хорош, да и посидели с мужиками душевно.
До дома было уже недалеко, но погода была хороша, и хотелось кофе, крепкий, черный, чтоб во рту осталась легкая горчинка.
Мурлыкая под нос какую-то песенку Сашка припарковал машину, купил стаканчик ристретто и пошел в парк, посидеть на лавочке, погреться в лучах утреннего солнца, послушать шум города, приглушенный парком.
Мыслями Сашка был еще там, на озере, неслышно плескалась вода, о чем-то пел соловей, и Сашка, затаив дыхание ждал поклевку.
В этот момент что-то плюхнулось Сашке на колени.
Он подпрыгнул в ужасе и уставился на полусгрызанную шаурму, лежавшую на нем.
- Не ссы, мужик, - гыгкнул кто-то, и Сашка увидел помятую полную рослую женщину в мятом синем платье. - Жри, урчи, я тваааарю добро.
- Женщина, вы совсем того? - недоуменно спросил Сашка.
- Давай-давай, - и женщина, подцепив шаурму, стала впихивать ее Сашке в кулак.
Сашка вскочил со скамейки и практически побежал к выходу, стремясь скрыться в машине.
Женщина бежала за ним, безостановочно снимая его на телефон.

***
Блогерша ввалилась домой уставшая, но довольная.
- Значит так! - бормотала она. - Старушка с продуктами одна штука. Накормленный бомж одна штука. Две добры в одно утро! Какие кейсы, ща нафингерю на всех площадках, пусть рыдают и мурашатся!
Она вскипятила чайник, развела в кружке пакетик кофе три-в-одном и уселась за стол, приготовившись настукивать пальцем очередную текстяру.
- Твааарю добро - пришептывала она, шумно прихлебывая мутную баланду. - Каппучина вкусняха прост, надо впихнуть в текстяру про каппучину, пусть видят что несмотря на всю мою святость человеческое мне не чуждо.
Я уже припало к этим историям у Шмуры)
 
Регистрация
11 Апр 2018
Сообщения
643
Симпатии
9.442
С нами - Коля, ему 6 лет. Пол седьмого.
Пол седьмого, потолок восьмого и стены девятого.
В итоге мои детские фото вызывают жалость, а не умиление.
Взрослые фото вызывают то же самое, иногда с приступами тошноты.
 
Регистрация
3 Авг 2019
Сообщения
58
Симпатии
932
Ну вот кто ей сказал, что такие ощеренные фото во всю морду с показом десён, это ок? Это на самом деле омерзительно. Можно же хоть фото сделать как то красиво, слегка улыбнуться. Хотя, о чём это я..... Оля с упорством барана постит свои фоточки.......
 
Регистрация
17 Фев 2018
Сообщения
2.881
Симпатии
42.166
Возраст
46
"Оля, не роняй продажи.
Напиши аккуратный пост, в котором напомни читателям, что ты - писатель".

Ох, ё. Я в отпуске. Я сама себя уволила до августа. Потом опять трудоустрою.

А пока я хожу по курорту, плавлюсь от солнца, подпеваю хитам, отмокаю в море, и у меня в телефоне практически нет фоток, где я одна, без детей. Это потому что я одна, без детей, только в 5 утра в море плаваю.
А уже в 6 утра - яжемать.

Вчера вот чуть не умерла от ужаса.
На перекрёстке - авария.
Велосипедист сбил детскую коляску.
У нас на глазах.
Мы шли с батутов, и тут вдруг - АААААААААА!

Я задохнулась страхом. Немая сцена.
Неуследившая бабушка, всплеснувшая руками, застыла, заколдованная ужасом. Велосипедист и его легендарное экстренное торможение.
Коляска как в замедленной съёмке пролетела метра три и...перевернулась.

И из нее прямо на тротуар выскочила стайка... початков кукурузы. Штук 20! Красиво так, салютом!

- Ах ты, ездюк!!! Я все утро варила!!! Куда прешь? Кто теперь купит, даже если помыть?

Я стою, восстанавливаю дыхание. Валокордина мне, стакан, скорее!!!

Я сейчас не способна на нативность, ребят.
Поэтому я в лоб - привлекла ваше внимание и напоминаю: друзья, вдруг, кто не знал, но я написала уже 7 книг.

Все они доступны в книжных маназинах, на сайтах Book24, Озон, Лабиринт, Вайлдбериз.

А также электронная и аудиоверсия книг доступна на "ЛитРес".

Книги вот такие:

"Апельсинки".
Про девочек, раных детством, и про прощение.

"Попутчица".
Сборник рассказов, от которых хочется жить. Добробук.

"Два сапога".
Про моего любимого, но невыносимого мужа, которого я невыношу уже 18 лет.

"Ну мааам".
Про то, что мы все дети, даже если уже родители.

"Лучше".
Про то, как в четверг стать лучше, чем был в среду.

Аудиоверсию озвучила я сама.

"Седьмая".
Книга-переменка. Сто щекотных рассказов, основанных на реальных событиях.

"ПлоХорошо".
О том, что кризис - это ступенька, а не тупик.
Осенью ПлоХОРОШО выйдет в бумаге, а пока доступна на ЛитРес в электронном виде.

Вот такая кукуруза.

Фото с кривляющейся Катей для увеличения продаж:facepalm:
E42E0C24-457B-4D04-A26D-55791A84C5D3.jpeg
 
Регистрация
5 Июн 2017
Сообщения
28.078
Симпатии
488.429
Адрес
пл. Кассандра, офис ОЗК
Ну вот кто ей сказал, что такие ощеренные фото во всю морду с показом десён, это ок? Это на самом деле омерзительно. Можно же хоть фото сделать как то красиво, слегка улыбнуться. Хотя, о чём это я..... Оля с упорством барана постит свои фоточки.......
она думает, что чем шире оскал, тем яснее, что она оооочень радостна и благополучна. вот и щерится шире плеч
Post automatically merged:

"Оля, не роняй продажи.
Напиши аккуратный пост, в котором напомни читателям, что ты - писатель".

Ох, ё. Я в отпуске. Я сама себя уволила до августа. Потом опять трудоустрою.

А пока я хожу по курорту, плавлюсь от солнца, подпеваю хитам, отмокаю в море, и у меня в телефоне практически нет фоток, где я одна, без детей. Это потому что я одна, без детей, только в 5 утра в море плаваю.
А уже в 6 утра - яжемать.

Вчера вот чуть не умерла от ужаса.
На перекрёстке - авария.
Велосипедист сбил детскую коляску.
У нас на глазах.
Мы шли с батутов, и тут вдруг - АААААААААА!

Я задохнулась страхом. Немая сцена.
Неуследившая бабушка, всплеснувшая руками, застыла, заколдованная ужасом. Велосипедист и его легендарное экстренное торможение.
Коляска как в замедленной съёмке пролетела метра три и...перевернулась.

И из нее прямо на тротуар выскочила стайка... початков кукурузы. Штук 20! Красиво так, салютом!

- Ах ты, ездюк!!! Я все утро варила!!! Куда прешь? Кто теперь купит, даже если помыть?

Я стою, восстанавливаю дыхание. Валокордина мне, стакан, скорее!!!

Я сейчас не способна на нативность, ребят.
Поэтому я в лоб - привлекла ваше внимание и напоминаю: друзья, вдруг, кто не знал, но я написала уже 7 книг.

Все они доступны в книжных маназинах, на сайтах Book24, Озон, Лабиринт, Вайлдбериз.

А также электронная и аудиоверсия книг доступна на "ЛитРес".

Книги вот такие:

"Апельсинки".


, и про прощение.

"Попутчица".
Сборник рассказов, от которых хочется жить. Добробук.

"Два сапога".
Про моего любимого, но невыносимого мужа, которого я невыношу уже 18 лет.

"Ну мааам".
Про то, что мы все дети, даже если уже родители.

"Лучше".
Про то, как в четверг стать лучше, чем был в среду.

Аудиоверсию озвучила я сама.

"Седьмая".
Книга-переменка. Сто щекотных рассказов, основанных на реальных событиях.

"ПлоХорошо".
О том, что кризис - это ступенька, а не тупик.
Осенью ПлоХОРОШО выйдет в бумаге, а пока доступна на ЛитРес в электронном виде.

Вот такая кукуруза.

Фото с кривляющейся Катей для увеличения продаж:facepalm:
Посмотреть вложение 1335087
сцена с коляской попячена из фильма "скорость", только там бездомная везла в коляске консервы
Оля, у тебя лицо обгорело, ты дура совсем? кремом пользуйся и детей намажь. столичный пейсатель, элементарных вещей не знаешь. и губы тоже! кстати, тебе без куделек с вот такой скромной прической хорошо. повод сменить имидж

заметим, что муж внезапно вырос до 18 лет. прогресс.

Про девочек, раных детством - чо? рваных? сраных?

Я задохнулась страхом. - ну а как же!
Неуследившая бабушка, всплеснувшая руками, застыла, заколдованная ужасом - а бабушка-то чо? забыла, что там кукуруза, а не ребенок? ври да не завирайся. только тебя похвалила, а ты опять
 
Регистрация
28 Ноя 2014
Сообщения
763
Симпатии
12.176
К "кейсу" про фотографии. А помните, как ОльСанна рассказывала про девочку-фотографа в торговом центре, которую она спасла, купив ненужное ей фото?
 
Регистрация
2 Янв 2018
Сообщения
4.615
Симпатии
43.063
она думает, что чем шире оскал, тем яснее, что она оооочень радостна и благополучна. вот и щерится шире плеч
Post automatically merged:


сцена с коляской попячена из фильма "скорость", только там бездомная везла в коляске консервы
Оля, у тебя лицо обгорело, ты дура совсем? кремом пользуйся и детей намажь. столичный пейсатель, элементарных вещей не знаешь. и губы тоже! кстати, тебе без куделек с вот такой скромной прической хорошо. повод сменить имидж

заметим, что муж внезапно вырос до 18 лет. прогресс.

Про девочек, раных детством - чо? рваных? сраных?

Я задохнулась страхом. - ну а как же!
Неуследившая бабушка, всплеснувшая руками, застыла, заколдованная ужасом - а бабушка-то чо? забыла, что там кукуруза, а не ребенок? ври да не завирайся. только тебя похвалила, а ты опять
Я тоже 18ти годам поапПлодировала! Дожили, насикомушки! *туманится взглядом, смахивает слезинку*
 
Регистрация
6 Июл 2017
Сообщения
1.549
Симпатии
30.822
Нужный тоже страдает приступами писательской деятельности. Иногда, по наличию времени. Вот засел дома с больным горлом, настроение забилось под плинтус и обиженно бухтит оттуда на злой мир и изобретателя кондиционеров.
А с ангиной ничего большого, светлого и чистого не пишется.
Только такое.
Дисклеймер: все события и персонажы нарицательные вымышленные, все совпадения с реальными людьми и обстоятельствами случайны. Коммерческих целей не преследуется, окаянной графомании ради. Заголовок заимствован с небольшими изменениями у Дюма-пэра. Остальное - больная в прямом смысле слова фантазия.
Парковка у дома была битком забита. Антон остановил древнюю кредитную «Шкоду» в единственном свободном кармане, матюкнулся вслух – до парадного топать метров триста. Глянул на себя в зеркало заднего вида. Ну и рожа… Трехдневная щетина (или уже четырехдневная, когда он брился-то в последний раз?), круги под воспаленными от бессонницы глазами. Оплывший, угрюмый сорокалетний алкаш.
А ему в этом году только стукнуло тридцать.

В родном парадном все так же воняло сырым бетоном, плесенью и кошками. Где-то в мире летали на Марс, изобретали самозаряжающийся аккумулятор для электромобилей, лечили от рака. А в Щеглово все оставалось таким же, как в начале века. Ничего здесь не менялось. Так же дымила ТЭЦ за пустырем, так же гомонили во дворе непонятно чьи дети, так же парковались жильцы у самых ступеней, так же время от времени прыгали с общих балконов самоубийцы. Хоум свит хоум, блин.

Замок опять заедал – Антон навалился на дверь всем весом, и тогда ключ со скрежетом провернулся, напомнив ему какое-то кино про тюрьму. В передней привычный бардак, дома, кажется, никого нет. Антон сбросил ботинки – один улетел в стенку и оставил на ней очередной грязный отпечаток. Будь здесь Вера, он получил бы за это на орехи. «Бориско, еще раз увижу – будешь стенку перекрашивать!». В Вериной квартире беспорядок не допускался. Тогда ему казалось, что жена душит его своим чистоплюйством, придирается по мелочам к непомытым чашкам и кожуре от семечек. А теперь вот привычный родительский бардак бесит. Особенно грязнющая кухня – после Вериной-то. Хоть бери и отдраивай тут все сам. Но его все время останавливало отсутствие денег и времени.
Совсем как родителей.

Странно, но на Верину квартиру это не распространялось. Там почему-то всего хватало. И денег, и времени. При тех же исходных. Мистика.

Антон толкнул облезлую когда-то белую дверь в комнату сестры. И еще до того, как увидел ее саму, услышал оглушительное верещание:
- Стучаться надо, еб твою мать!!!
- Не ори! – Рявкнул он в ответ. – Я-то не глухой!
- Урод, - сказала Настя уже тише. Она почти не слышит, и поэтому плохо говорит. Стоило догадаться, что она-то дома торчит, она почти никогда и никуда не выходит, вся ее жизнь в интернете. «Стучаться надо», принцесса нашлась. Что они друг у друга не видели-то, все детство по этой самой квартире в одних трусах пробегали. Стучаться…
- Мать где?
- Да хер ее знает, - дернула плечом Настя. Она, как и всегда, торчала у старого ноутбука – в растянутой линялой футболке, нечесаная, и даже, кажется, неумытая. Впрочем, не исключено, что она только что встала. Она давно так живет: ночь в сети, где она – то воительница в игрушке, то романтическая героиня в рассказиках для таких же дурех, а день – в нудной, монотонной, копеечной работе по заполнению интернет-магазинов и ругани с матерью. В подарок на день рождения пару лет назад она выпросила шлем виртуальной реальности, и с тех пор в реальность обычную возвращалась все реже. Иногда Антону было жаль сестру – до тех пор, пока она рот не открывала. Тогда от нее сложно было услышать что-то, кроме отборных матерков. Ругалась Настя коряво, но вдохновенно, нагромождая бессвязные конструкции из нецензурщины. Это было ее способом бесить мать. Одним из способов.

Школу она не окончила. Даже коррекционную. В обычной она не тянула программу уже с четвертого класса – в нем она впервые осталась на второй год. Потом в пятом – снова. Мать ходила, разбиралась, даже пыталась скандалить, но ничего не вышло. И Настю перевели в специальную школу. По этому поводу мать разразилась громадной простыней в своем тогда еще живом блоге – мол, надо принимать своего ребенка таким, какой он есть, а не пытаться вырастить из него гения, и в коррекционной школе нет ничего страшного для ребенка-инвалида. Главное – что вы его любите. В комментариях ей вместо сочувствия напихали так, что она неделю беспрерывно жаловалась в каждые свободные уши. Антон случайно увидел этот пост в открытом ноутбуке (тогда еще материном), и комментарии ему, что называется, открыли глаза. Насколько это было возможно для семнадцатилетнего парня, очень мало интересовавшегося жизнью сестры.

«Еще в прошлом году вы писали, что умрете, но доучите дочку в обычной школе…». «Это, милая Инга, называется не «принимать своего ребенка», а «наплевать на своего ребенка», вообще-то». «Ничего себе любовь, довели девчонку до спецшколы». «А я Вам еще в первом классе писала, что Ваша дочь разговаривает очень плохо для своих лет, но Вы меня забанили». «Это же надо – настолько запустить девочку с совершенно сохранным интеллектом, все проблемы которой – слух, что оказаться в коррекционке». «Бедный ребенок, таких родителей надо прав лишать». «Вы бы лучше то время, которое тратите на пятистраничные посты, тратили на занятия с Настей, глядишь, и не оказались бы в школе для УО».

И эти еще были из самых мягких.

Мать, конечно, кричала, что эти тетки ничего не понимают, и только и знают негатив сливать – на нее, которой и так тяжело. Комментарии эти она называла «токс», и все поудаляла. Антон тогда верил матери – ну мать же, и ему тем более было странно, что, например, Верин брат Васька, Настин ровесник, разговаривает совершенно нормально, и вообще ничем от детей с обычным слухом не отличается, кроме аппаратов на ушах. Они и познакомились с Верой на празднике для детей-инвалидов с нарушениями слуха, она и их родители были там с Васькой, а он с матерью – с Настей. Папаша не пошел, его на такие мероприятия было на тросе не затащить. Антон помнил, как поразила его разница между Васькой и Настей. Об этом он и заговорил с Верой – точнее, она с ним заговорила.

Через два года они с Верой поженились. А еще через пять она его выгнала. Просто в один прекрасный день сказала: «Бориско, собирай шмотки – и вали. Я лучше морскую свинку заведу. Толку столько же, жрет меньше, а удовольствия больше». Антон понял, что она не шутит, только когда она сменила замки. Правда, за что она так – не понял. Ну ругались. Так все ругаются. Сколько он помнил родительскую семью – мать плясала перед отцом, даже когда он ей уже открыто грубил. А Антон не грубил… Вроде. И что ей было надо?

Скандалить с Верой он не решился. Квартира ее, а Васька – инвалид только по слуху, в остальном это здоровенный бугай, способный за любимую старшую сестренку одним пинком спустить с лестницы до первого этажа. Антон его побаивался. Отец все время говорил, что «мужик должен уметь за себя постоять», правда, на примере не показывал ни разу. Если подумать, то ни он, ни мать не делали ничего из того, о чем сами говорили – надо. Это ему тоже Вера объяснила. «Антон, ты меня прости, но твоя мама на словах и в деле – это два разных человека. Я не умею с такими общаться». И не общалась. Чем страшно обижала мать, так что даже на одно время стала главной героиней ее текстов. Примерно раз в пару месяцев мать «отпускала ситуацию и всех прощала», но потом все начиналось заново. Вера издевательски называла это «свекровкин цикл», и меняла ники в соцсетях согласно именам, которые давала ей мать в своих повествованиях. На момент их расставания она была «Анжеликой», меркантильной негодяйкой, не понимающей смысла брака и равноценного партнерства. Увидев этот рассказ, Вера долго смеялась, и наконец сказала: «У нас с твоей мамой очень, очень разные понятия о смысле брака и равноценности партнерства».
И сменила замки.

Сама же мать постепенно превращалась в районную сумасшедшую. Она бегала по городу, в поисках новых сюжетов для своей писанины приставая к незнакомым людям – как она сама гордо сообщала, ее этому «навыку коммуницирования» научили на тренингах личностного роста, которые она посещала до Настиной болезни. Эта информационная цыганщина до сих пор существовала на полулегальной основе в сетевой помойке, по новым законам об информации штрафовали за нее нещадно, но мать говорила о ней с блаженным придыханием. «Это заставило меня поверить в себя!». «Не там ты в себя веришь, мать, - криво ухмыляясь, говорил папаша. – Лучше бы на кулинарные курсы сходила, а то опять борщ, сколько можно». Мать бросалась на кухню, громыхая чем-то в шкафах, искала в сети рецепты, строчила о своих кулинарных экзерсисах в блог бесконечные «смешуньки», но еда вкуснее не становилась. Антон подозревал, что и курсы бы тут ничего не изменили.

Когда ее «выступления» окончательно перестали пользоваться хоть каким-то спросом, мать прекратила носиться по всей стране, тратя больше, чем зарабатывая (по словам отца), и осела в Щеглово, пробавляясь какой-то рекламной ерундой. Наверное, из-за этого вынужденного заточения дома время от времени у нее случались приступы воспитательной активности, и она хваталась за учебу то Антона, то Насти. Но к тому времени Антон уже был взрослым, и мать ему в качестве друга и собеседника была давно и прочно неинтересна, а Настя, по словам учителей, была так запущена, что исправить что-то было уже очень сложно. Однажды Антон подслушал разговор Веры с ее мамой, когда они обсуждали Настю, и вынес из этого разговора, что у сестры его дела очень плохи. «Это все нужно было делать в раннем детстве», - говорила Верина мама. – «Помнишь, как мы с Васей все время занимались, читали, учились, трех сурдопедагогов сменили… А этой ничего не надо, все как-нибудь потом. Девчонке шестнадцать лет, башка в порядке, а она трех слов связать не может. Ведет себя, как детсадовская. А мать ржет. Весело ей. Ну как так?». Педагогическая запущенность – так это называлось. Мать об этом знала, но попытки исправить ситуацию у нее выглядели как два дня отчаянной, до хрипа, ругани с Настей, неделя стонов в блоге, и две недели – «в качестве терапии» - запойной писанины очередной нетленки. Мать несколько последних лет заваливала все издательства терабайтами текстов, размахивая старыми регалиями писательницы, и даже прикладывала к своим опусам скрины писем поклонников. А то и фотографии их подарков, среди которых, помимо прочего, была банка соленых огурцов. Потом это стало распространенной редакторской байкой, «автор Соловьева» - персонажем на уровне старого мема «запили мне дверь», и Антону оставалось только радоваться, что у него другая фамилия.

Папаша окончательно переехал в гараж, когда Антон после развода вернулся к родителям. С матерью они тогда так разругались, что она тоже ушла из дома, и два дня пропадала неизвестно где – о чем потом написала очередную не принятую повесть. Два дня Антон с Настей питались йогуртом и ливерной колбасой, потому что все карточки и чеки мать забрала с собой, а больше дома ничего не было. Готовить никто из них не умел.

Ругань не помогла, папаша не вернулся, и, честно говоря, так было даже лучше. Дома ничего не изменилось, разве что места стало больше, да мать окончательно башкой поехала. Дворовый сплетник дед Слава говорил, что папаша водит в гараж баб, но в это слабо верилось. Вряд ли кому-то нужен шестидесятилетний боров, который может не мыться неделю. Разве что возле дверей гаража бывала замечена соседка, старая алкоголичка, бывшая попадья Ленка по кличке Трамвай – кличку она получила за то, что впускала в себя за полтинник всех желающих. А пара бутылок коньяка, по словам деда Славы, и вовсе означала проездной. Водку Ленка не пила принципиально. «Дорогая женщина», - иронизировал дед Слава. А Антон вспоминал, что и мать про саму себя так говорила. Причем всерьез.

Разумеется, Ленка тоже оказалась в героинях блога. Вместе со своими оранжевыми туфлями и кличкой, правда, переделанной в «Маршрутку». В блоге она и ее гаражный бойфренд кончили плохо – спились и сгорели вместе с гаражом, под аплодисменты десятка преданных читательниц-ветеранов. В реальной жизни все благополучно здравствовали – и папаша, и Трамвай, и гараж. Причем в самом гараже Трамвай так и не видели. Только рядом.

Стоило вспомнить про Ленку – как в прихожей послышался шум и грохот. Антон выглянул из зала в переднюю. Мать, конечно. Говорят, что люди с возрастом становятся меньше, но мать, кажется, становилась только больше. Все тесное пространство передней было занято ею, полка с обувью валялась на полу, и старые зонты раскатились по грязному линолеуму.

Увидев сына, Инга Алексеевна широко заулыбалась – Антон в который раз при виде ее улыбки подумал, что пятьдесят восемь лет для деменции, пожалуй, рановато, но чем-то же это должно объясняться. И снова она в своем коротеньком подстреленном балахоне, давно ей малом и едва прикрывающем массивный огузок, и с голыми ногами, покрытыми сосудистыми «звездочками». А на улице конец октября. И ведь никакая простуда ее не берет, хоть бы раз чихнула. Владимирский тяжеловоз, а не женщина.

- Устроился на работу? – прогромыхала мать, не прекращая скалиться. Антон буркнул:
- Позвонят. Это только первое собеседование было. Вообще режим там хреновый. Да и платят мало.
- А он еще спрашивает, хули Верка его выгнала, - захохотала Настя, которую до сих пор никто не замечал – бесцветная девушка у бесцветной стены, - я бы тебя тоже нахуй выгнала, жрешь, срешь и спишь, лучше кота завести.

Не то от гнусавого голоса сестры, не то от того, что она почти процитировала Веру (только у жены вместо кота была морская свинка), у Антона мороз прошел по коже. Мать стащила дождевик, и при виде врезавшегося ей в подмышки платья ему в очередной раз пришла в голову дикая мысль о том, что он как-то очень неправильно живет. Балахон. Зонты и стоптанные туфли на продранном линолеуме. Запах мусорного ведра и горелой пшенки с кухни. Мать, громоздкая тетка с дикой улыбкой и прогрессирующей графоманией – уж лучше бы ее, как и раньше, никогда не бывало дома… Папаша с гаражом и Ленка-Трамвай. Настя с ее заунывными матами на одной ноте. Разве так должны жить люди? Верка, вот же сука, ну почему она его выгнала?.. У нее было намного лучше. Вкуснее, спокойнее и чище.

Конечно. Она-то правильно живет. У нее мать – бухгалтер, а не чокнутая писательница с погибающим в ней комиком-стендапером (не только уже погибшим, но и разложившимся и мумифицированным, как говорила о свекрови Вера). У нее отец – строитель, а не… Кто-то непонятный. Они пили чай по воскресеньям в гостиной. Они мыли пол, пекли пироги (даже отец), и застилали кровати на день. И не были героями графоманских постов. Над Верой не смеялись из-за этого одноклассники, не давали обидных кличек, и их не приходилось жалко заманивать на день рождения халявной пиццей.

Нормальная жизнь нормальных людей. В которой Антону Бориско почему-то места не находилось. И Верины объяснения, почему, казались Антону обидными. Потому что, если опустить ее дипломатию и попытки быть тактичной – в общем знаменателе выходило, что Антон – свинья. Никому неохота быть свиньей.

Антон огляделся вокруг. Привычный бардак. На столе уже подсохшие огрызки яблок – Настя, как всегда, где жрет, там и бросит. Сама она уползла в свою комнату, так же незаметно, как до этого выползла. Мать чем-то громыхала, но уже не в передней, а в кухне. Запах горелой пшенки усилился. Антон решительно помотал головой, и так же решительно загрузил столетний текстовый редактор в древнем планшете. И набрал заголовок прописными литерами: «МОЕ УЖАСНОЕ ДЕТСТВО». Сел на диван, провонявший давно издохшей кошкой, и начал писать. Книгу.

В нее должно было войти все – и мать со своими метаниями по стране «только не домой», и присутствующе-отсутствующий папаша, и Настя, и кличка «Тося», которую ему прицепили добрые одноклассники, вдохновленные материными постами, и Вера, которой все это было неинтересно, потому что «тебе уже тридцать лет, Бориско!». Он решил, что напишет обо всем, что превратило его жизнь в эту помойку, из которой не выбраться. У него обязательно получится бестселлер, мать всегда говорила, что такое читатели любят. Начать он решил с самого больного – с того дня, как кто-то из одноклассниц прочел пост, где мать называла его Тосей. «Мое детство было спорадическим, заштриховано редким присутствием матери и заставляли сидеть с сестрой», - набрал он первую строчку указательным пальцем, испачканным в машинном масле. На экране планшета отпечатались его жирные следы.

Огрызки яблок так и оставались лежать на пыльном столе.
 
Регистрация
29 Сен 2017
Сообщения
2.505
Симпатии
35.689
Савельева написал(а):
Осенью ПлоХОРОШО выйдет в бумаге, а пока доступна на ЛитРес в электронном виде.
А можно было еще смешнулистее написать: в печатных буквоньках.

сцена с коляской попячена из фильма "скорость", только там бездомная везла в коляске консервы
А мне срезонировал (с) старый советский фильм с Караченцевым - "Белые Росы". Там в коляске бутылки возили.
Post automatically merged:

Нужный тоже страдает приступами писательской деятельности. Иногда, по наличию времени. Вот засел дома с больным горлом, настроение забилось под плинтус и обиженно бухтит оттуда на злой мир и изобретателя кондиционеров.
А с ангиной ничего большого, светлого и чистого не пишется.
Только такое.
Дисклеймер: все события и персонажы нарицательные вымышленные, все совпадения с реальными людьми и обстоятельствами случайны. Коммерческих целей не преследуется, окаянной графомании ради. Заголовок заимствован с небольшими изменениями у Дюма-пэра. Остальное - больная в прямом смысле слова фантазия.
Парковка у дома была битком забита. Антон остановил древнюю кредитную «Шкоду» в единственном свободном кармане, матюкнулся вслух – до парадного топать метров триста. Глянул на себя в зеркало заднего вида. Ну и рожа… Трехдневная щетина (или уже четырехдневная, когда он брился-то в последний раз?), круги под воспаленными от бессонницы глазами. Оплывший, угрюмый сорокалетний алкаш.
А ему в этом году только стукнуло тридцать.

В родном парадном все так же воняло сырым бетоном, плесенью и кошками. Где-то в мире летали на Марс, изобретали самозаряжающийся аккумулятор для электромобилей, лечили от рака. А в Щеглово все оставалось таким же, как в начале века. Ничего здесь не менялось. Так же дымила ТЭЦ за пустырем, так же гомонили во дворе непонятно чьи дети, так же парковались жильцы у самых ступеней, так же время от времени прыгали с общих балконов самоубийцы. Хоум свит хоум, блин.

Замок опять заедал – Антон навалился на дверь всем весом, и тогда ключ со скрежетом провернулся, напомнив ему какое-то кино про тюрьму. В передней привычный бардак, дома, кажется, никого нет. Антон сбросил ботинки – один улетел в стенку и оставил на ней очередной грязный отпечаток. Будь здесь Вера, он получил бы за это на орехи. «Бориско, еще раз увижу – будешь стенку перекрашивать!». В Вериной квартире беспорядок не допускался. Тогда ему казалось, что жена душит его своим чистоплюйством, придирается по мелочам к непомытым чашкам и кожуре от семечек. А теперь вот привычный родительский бардак бесит. Особенно грязнющая кухня – после Вериной-то. Хоть бери и отдраивай тут все сам. Но его все время останавливало отсутствие денег и времени.
Совсем как родителей.

Странно, но на Верину квартиру это не распространялось. Там почему-то всего хватало. И денег, и времени. При тех же исходных. Мистика.

Антон толкнул облезлую когда-то белую дверь в комнату сестры. И еще до того, как увидел ее саму, услышал оглушительное верещание:
- Стучаться надо, еб твою мать!!!
- Не ори! – Рявкнул он в ответ. – Я-то не глухой!
- Урод, - сказала Настя уже тише. Она почти не слышит, и поэтому плохо говорит. Стоило догадаться, что она-то дома торчит, она почти никогда и никуда не выходит, вся ее жизнь в интернете. «Стучаться надо», принцесса нашлась. Что они друг у друга не видели-то, все детство по этой самой квартире в одних трусах пробегали. Стучаться…
- Мать где?
- Да хер ее знает, - дернула плечом Настя. Она, как и всегда, торчала у старого ноутбука – в растянутой линялой футболке, нечесаная, и даже, кажется, неумытая. Впрочем, не исключено, что она только что встала. Она давно так живет: ночь в сети, где она – то воительница в игрушке, то романтическая героиня в рассказиках для таких же дурех, а день – в нудной, монотонной, копеечной работе по заполнению интернет-магазинов и ругани с матерью. В подарок на день рождения пару лет назад она выпросила шлем виртуальной реальности, и с тех пор в реальность обычную возвращалась все реже. Иногда Антону было жаль сестру – до тех пор, пока она рот не открывала. Тогда от нее сложно было услышать что-то, кроме отборных матерков. Ругалась Настя коряво, но вдохновенно, нагромождая бессвязные конструкции из нецензурщины. Это было ее способом бесить мать. Одним из способов.

Школу она не окончила. Даже коррекционную. В обычной она не тянула программу уже с четвертого класса – в нем она впервые осталась на второй год. Потом в пятом – снова. Мать ходила, разбиралась, даже пыталась скандалить, но ничего не вышло. И Настю перевели в специальную школу. По этому поводу мать разразилась громадной простыней в своем тогда еще живом блоге – мол, надо принимать своего ребенка таким, какой он есть, а не пытаться вырастить из него гения, и в коррекционной школе нет ничего страшного для ребенка-инвалида. Главное – что вы его любите. В комментариях ей вместо сочувствия напихали так, что она неделю беспрерывно жаловалась в каждые свободные уши. Антон случайно увидел этот пост в открытом ноутбуке (тогда еще материном), и комментарии ему, что называется, открыли глаза. Насколько это было возможно для семнадцатилетнего парня, очень мало интересовавшегося жизнью сестры.

«Еще в прошлом году вы писали, что умрете, но доучите дочку в обычной школе…». «Это, милая Инга, называется не «принимать своего ребенка», а «наплевать на своего ребенка», вообще-то». «Ничего себе любовь, довели девчонку до спецшколы». «А я Вам еще в первом классе писала, что Ваша дочь разговаривает очень плохо для своих лет, но Вы меня забанили». «Это же надо – настолько запустить девочку с совершенно сохранным интеллектом, все проблемы которой – слух, что оказаться в коррекционке». «Бедный ребенок, таких родителей надо прав лишать». «Вы бы лучше то время, которое тратите на пятистраничные посты, тратили на занятия с Настей, глядишь, и не оказались бы в школе для УО».

И эти еще были из самых мягких.

Мать, конечно, кричала, что эти тетки ничего не понимают, и только и знают негатив сливать – на нее, которой и так тяжело. Комментарии эти она называла «токс», и все поудаляла. Антон тогда верил матери – ну мать же, и ему тем более было странно, что, например, Верин брат Васька, Настин ровесник, разговаривает совершенно нормально, и вообще ничем от детей с обычным слухом не отличается, кроме аппаратов на ушах. Они и познакомились с Верой на празднике для детей-инвалидов с нарушениями слуха, она и их родители были там с Васькой, а он с матерью – с Настей. Папаша не пошел, его на такие мероприятия было на тросе не затащить. Антон помнил, как поразила его разница между Васькой и Настей. Об этом он и заговорил с Верой – точнее, она с ним заговорила.

Через два года они с Верой поженились. А еще через пять она его выгнала. Просто в один прекрасный день сказала: «Бориско, собирай шмотки – и вали. Я лучше морскую свинку заведу. Толку столько же, жрет меньше, а удовольствия больше». Антон понял, что она не шутит, только когда она сменила замки. Правда, за что она так – не понял. Ну ругались. Так все ругаются. Сколько он помнил родительскую семью – мать плясала перед отцом, даже когда он ей уже открыто грубил. А Антон не грубил… Вроде. И что ей было надо?

Скандалить с Верой он не решился. Квартира ее, а Васька – инвалид только по слуху, в остальном это здоровенный бугай, способный за любимую старшую сестренку одним пинком спустить с лестницы до первого этажа. Антон его побаивался. Отец все время говорил, что «мужик должен уметь за себя постоять», правда, на примере не показывал ни разу. Если подумать, то ни он, ни мать не делали ничего из того, о чем сами говорили – надо. Это ему тоже Вера объяснила. «Антон, ты меня прости, но твоя мама на словах и в деле – это два разных человека. Я не умею с такими общаться». И не общалась. Чем страшно обижала мать, так что даже на одно время стала главной героиней ее текстов. Примерно раз в пару месяцев мать «отпускала ситуацию и всех прощала», но потом все начиналось заново. Вера издевательски называла это «свекровкин цикл», и меняла ники в соцсетях согласно именам, которые давала ей мать в своих повествованиях. На момент их расставания она была «Анжеликой», меркантильной негодяйкой, не понимающей смысла брака и равноценного партнерства. Увидев этот рассказ, Вера долго смеялась, и наконец сказала: «У нас с твоей мамой очень, очень разные понятия о смысле брака и равноценности партнерства».
И сменила замки.

Сама же мать постепенно превращалась в районную сумасшедшую. Она бегала по городу, в поисках новых сюжетов для своей писанины приставая к незнакомым людям – как она сама гордо сообщала, ее этому «навыку коммуницирования» научили на тренингах личностного роста, которые она посещала до Настиной болезни. Эта информационная цыганщина до сих пор существовала на полулегальной основе в сетевой помойке, по новым законам об информации штрафовали за нее нещадно, но мать говорила о ней с блаженным придыханием. «Это заставило меня поверить в себя!». «Не там ты в себя веришь, мать, - криво ухмыляясь, говорил папаша. – Лучше бы на кулинарные курсы сходила, а то опять борщ, сколько можно». Мать бросалась на кухню, громыхая чем-то в шкафах, искала в сети рецепты, строчила о своих кулинарных экзерсисах в блог бесконечные «смешуньки», но еда вкуснее не становилась. Антон подозревал, что и курсы бы тут ничего не изменили.

Когда ее «выступления» окончательно перестали пользоваться хоть каким-то спросом, мать прекратила носиться по всей стране, тратя больше, чем зарабатывая (по словам отца), и осела в Щеглово, пробавляясь какой-то рекламной ерундой. Наверное, из-за этого вынужденного заточения дома время от времени у нее случались приступы воспитательной активности, и она хваталась за учебу то Антона, то Насти. Но к тому времени Антон уже был взрослым, и мать ему в качестве друга и собеседника была давно и прочно неинтересна, а Настя, по словам учителей, была так запущена, что исправить что-то было уже очень сложно. Однажды Антон подслушал разговор Веры с ее мамой, когда они обсуждали Настю, и вынес из этого разговора, что у сестры его дела очень плохи. «Это все нужно было делать в раннем детстве», - говорила Верина мама. – «Помнишь, как мы с Васей все время занимались, читали, учились, трех сурдопедагогов сменили… А этой ничего не надо, все как-нибудь потом. Девчонке шестнадцать лет, башка в порядке, а она трех слов связать не может. Ведет себя, как детсадовская. А мать ржет. Весело ей. Ну как так?». Педагогическая запущенность – так это называлось. Мать об этом знала, но попытки исправить ситуацию у нее выглядели как два дня отчаянной, до хрипа, ругани с Настей, неделя стонов в блоге, и две недели – «в качестве терапии» - запойной писанины очередной нетленки. Мать несколько последних лет заваливала все издательства терабайтами текстов, размахивая старыми регалиями писательницы, и даже прикладывала к своим опусам скрины писем поклонников. А то и фотографии их подарков, среди которых, помимо прочего, была банка соленых огурцов. Потом это стало распространенной редакторской байкой, «автор Соловьева» - персонажем на уровне старого мема «запили мне дверь», и Антону оставалось только радоваться, что у него другая фамилия.

Папаша окончательно переехал в гараж, когда Антон после развода вернулся к родителям. С матерью они тогда так разругались, что она тоже ушла из дома, и два дня пропадала неизвестно где – о чем потом написала очередную не принятую повесть. Два дня Антон с Настей питались йогуртом и ливерной колбасой, потому что все карточки и чеки мать забрала с собой, а больше дома ничего не было. Готовить никто из них не умел.

Ругань не помогла, папаша не вернулся, и, честно говоря, так было даже лучше. Дома ничего не изменилось, разве что места стало больше, да мать окончательно башкой поехала. Дворовый сплетник дед Слава говорил, что папаша водит в гараж баб, но в это слабо верилось. Вряд ли кому-то нужен шестидесятилетний боров, который может не мыться неделю. Разве что возле дверей гаража бывала замечена соседка, старая алкоголичка, бывшая попадья Ленка по кличке Трамвай – кличку она получила за то, что впускала в себя за полтинник всех желающих. А пара бутылок коньяка, по словам деда Славы, и вовсе означала проездной. Водку Ленка не пила принципиально. «Дорогая женщина», - иронизировал дед Слава. А Антон вспоминал, что и мать про саму себя так говорила. Причем всерьез.

Разумеется, Ленка тоже оказалась в героинях блога. Вместе со своими оранжевыми туфлями и кличкой, правда, переделанной в «Маршрутку». В блоге она и ее гаражный бойфренд кончили плохо – спились и сгорели вместе с гаражом, под аплодисменты десятка преданных читательниц-ветеранов. В реальной жизни все благополучно здравствовали – и папаша, и Трамвай, и гараж. Причем в самом гараже Трамвай так и не видели. Только рядом.

Стоило вспомнить про Ленку – как в прихожей послышался шум и грохот. Антон выглянул из зала в переднюю. Мать, конечно. Говорят, что люди с возрастом становятся меньше, но мать, кажется, становилась только больше. Все тесное пространство передней было занято ею, полка с обувью валялась на полу, и старые зонты раскатились по грязному линолеуму.

Увидев сына, Инга Алексеевна широко заулыбалась – Антон в который раз при виде ее улыбки подумал, что пятьдесят восемь лет для деменции, пожалуй, рановато, но чем-то же это должно объясняться. И снова она в своем коротеньком подстреленном балахоне, давно ей малом и едва прикрывающем массивный огузок, и с голыми ногами, покрытыми сосудистыми «звездочками». А на улице конец октября. И ведь никакая простуда ее не берет, хоть бы раз чихнула. Владимирский тяжеловоз, а не женщина.

- Устроился на работу? – прогромыхала мать, не прекращая скалиться. Антон буркнул:
- Позвонят. Это только первое собеседование было. Вообще режим там хреновый. Да и платят мало.
- А он еще спрашивает, хули Верка его выгнала, - захохотала Настя, которую до сих пор никто не замечал – бесцветная девушка у бесцветной стены, - я бы тебя тоже нахуй выгнала, жрешь, срешь и спишь, лучше кота завести.

Не то от гнусавого голоса сестры, не то от того, что она почти процитировала Веру (только у жены вместо кота была морская свинка), у Антона мороз прошел по коже. Мать стащила дождевик, и при виде врезавшегося ей в подмышки платья ему в очередной раз пришла в голову дикая мысль о том, что он как-то очень неправильно живет. Балахон. Зонты и стоптанные туфли на продранном линолеуме. Запах мусорного ведра и горелой пшенки с кухни. Мать, громоздкая тетка с дикой улыбкой и прогрессирующей графоманией – уж лучше бы ее, как и раньше, никогда не бывало дома… Папаша с гаражом и Ленка-Трамвай. Настя с ее заунывными матами на одной ноте. Разве так должны жить люди? Верка, вот же сука, ну почему она его выгнала?.. У нее было намного лучше. Вкуснее, спокойнее и чище.

Конечно. Она-то правильно живет. У нее мать – бухгалтер, а не чокнутая писательница с погибающим в ней комиком-стендапером (не только уже погибшим, но и разложившимся и мумифицированным, как говорила о свекрови Вера). У нее отец – строитель, а не… Кто-то непонятный. Они пили чай по воскресеньям в гостиной. Они мыли пол, пекли пироги (даже отец), и застилали кровати на день. И не были героями графоманских постов. Над Верой не смеялись из-за этого одноклассники, не давали обидных кличек, и их не приходилось жалко заманивать на день рождения халявной пиццей.

Нормальная жизнь нормальных людей. В которой Антону Бориско почему-то места не находилось. И Верины объяснения, почему, казались Антону обидными. Потому что, если опустить ее дипломатию и попытки быть тактичной – в общем знаменателе выходило, что Антон – свинья. Никому неохота быть свиньей.

Антон огляделся вокруг. Привычный бардак. На столе уже подсохшие огрызки яблок – Настя, как всегда, где жрет, там и бросит. Сама она уползла в свою комнату, так же незаметно, как до этого выползла. Мать чем-то громыхала, но уже не в передней, а в кухне. Запах горелой пшенки усилился. Антон решительно помотал головой, и так же решительно загрузил столетний текстовый редактор в древнем планшете. И набрал заголовок прописными литерами: «МОЕ УЖАСНОЕ ДЕТСТВО». Сел на диван, провонявший давно издохшей кошкой, и начал писать. Книгу.

В нее должно было войти все – и мать со своими метаниями по стране «только не домой», и присутствующе-отсутствующий папаша, и Настя, и кличка «Тося», которую ему прицепили добрые одноклассники, вдохновленные материными постами, и Вера, которой все это было неинтересно, потому что «тебе уже тридцать лет, Бориско!». Он решил, что напишет обо всем, что превратило его жизнь в эту помойку, из которой не выбраться. У него обязательно получится бестселлер, мать всегда говорила, что такое читатели любят. Начать он решил с самого больного – с того дня, как кто-то из одноклассниц прочел пост, где мать называла его Тосей. «Мое детство было спорадическим, заштриховано редким присутствием матери и заставляли сидеть с сестрой», - набрал он первую строчку указательным пальцем, испачканным в машинном масле. На экране планшета отпечатались его жирные следы.

Огрызки яблок так и оставались лежать на пыльном столе.
Какие яркие нарицательные и узнаваемые художественные образы! Рыдаю до всхрипывающих вен. Браво! :thank_you!::ro_za:
 
Регистрация
2 Окт 2019
Сообщения
684
Симпатии
13.081
@Нужный кошка, это великолепно! Надеюсь, наша героиня ознакомится с вашим рассказом (и это, если подумать, будет самое серьезное произведение, прочитанное ей на последние много лет). Жаль только, что выводов не сделает, была бы она хоть чуть-чуть посообразительнее, то, если б и не изменила свое поведение, хотя бы почувствовала смутную тревогу (или надвигающуюся грозовую фиолетовость - так ей понятнее), для борьбы с которой уничтожила бы три нажористых шаурмы. Но в действительности, увы, она лишь запишет вас в самые завистливые хейторы: разумеется, вы завидуете ее счастливой семейной жизни и особенно писательскому таланту, у вас-то в тексте нет ни одной яркой метафоры типа саночек уныния или самолетного бензобака счастья.
 
Регистрация
6 Июл 2017
Сообщения
1.549
Симпатии
30.822
@Нужный кошка, это великолепно! Надеюсь, наша героиня ознакомится с вашим рассказом (и это, если подумать, будет самое серьезное произведение, прочитанное ей на последние много лет). Жаль только, что выводов не сделает, была бы она хоть чуть-чуть посообразительнее, то, если б и не изменила свое поведение, хотя бы почувствовала смутную тревогу (или надвигающуюся грозовую фиолетовость - так ей понятнее), для борьбы с которой уничтожила бы три нажористых шаурмы. Но в действительности, увы, она лишь запишет вас в самые завистливые хейторы: разумеется, вы завидуете ее счастливой семейной жизни и особенно писательскому таланту, у вас-то в тексте нет ни одной яркой метафоры типа саночек уныния или самолетного бензобака счастья.
*голосом клячи из анекдота* Ну не шмагла я... Аллергия у Нужного на яркие метафоры. До анафилактического шока. Прастити:-)
А детей увлеченных мам мне обычно и вправду жалко. Я на них насмотрелось.
 
Регистрация
14 Апр 2018
Сообщения
1.038
Симпатии
10.846
Регистрация
26 Сен 2018
Сообщения
10.874
Симпатии
135.208
Новое
Я люблю людей.
Мне с ними интересно.
Вот человек что-то скажет - а у меня внутри потом долго живёт его фраза, и я не знаю, что с ней делать и как реагировать.

Это как с громоздким сувениром, который не понятно, куда пристроить в вашей крошечной комнатке.

Мне на днях написала Н.
Сказала, что у неё от внучки, которая уже выросла, осталось много дорогих вещей в хорошем состоянии, и надо придумать, куда их деть.

Я ответила, что спасибо и что поищу интернат или приёмную семью, которым нужна одежда, и сконтачу их.

А она в ответ: "Нет, Оля, вы не поняли: вещи брендовые, очень дорогие. Практически не одёванные. Зачем такие детям в детдомах? Они не поймут ничего. Это я вам готова отдать: смотрю по фото - ни одного известного бренда не видела на ваших детях".

Вот тут я, как часто бывает, врезаюсь во фразу и долго себе транскрипции ищу, перевожу на свой язык.

С одной стороны, человек от души предлагает мне что-то важное ему, дорогое во всех смыслах.
С другой, у меня щёки горят так, будто мне пощёчину влепили.

Да, у моих детей нет дорогих брендовых вещей (как сказала Н, "там, например, курточка кожаная за 40 тысяч рублей"), но я никогда не видела в этом проблемы.

Мои оба как привяжутся к одному наряду, так и ходят в нем, пока я не отберу в стирку. С боем, практически. Это ж дети, они ничего не хотят сказать своей одеждой другим детям.

Единственный месседж их футболок - айда бегать по горкам и лазать по лабиринтам.

А это одинаково весело можно делать в куртке за 40 тысяч и за 1000 рублей.

Статус - это важно родителям.
Я, кстати, ничего плохого в этом не вижу, и уважаю тех, кто может себе это позволить.
Я - не могу, но это не делает меня человеком, не достойным уважения.

Просто дорогие вещи - это особый язык, и на нём говорят те, кто в этом разбирается, следит за модой и ждет новых коллекций.

А я - во всяком случае пока - на этом языке не говорю.

Я в жизни не пойму, что это тяжелый люкс, пока мне не напишут прямо на куртке большими буквами, что это гуччи или кто там.

И то я буду подозревать, не подделка ли это, вот так явно, в лоб, бренд пихать, зачем?...

На бренды я еще не зарабатываю.
Я этим не горжусь, но и не стыжусь.
Нормально себя ощущаю посередине.

Мне тех денег, что я на такую куртку не потрачу, на отпуск в Анапе хватит.

Не представляю, как это - бегать и резвиться по площадке, когда на тебя надет целый чей-то отпуск.

И поэтому мои небрендированнные дети снова будут гулять в обычных нестатусных вещах, купленных в ближайшем магазине, куда я забежала на минутку перед продуктовым и после мфц.

Катюха в этот раз собиралась на море сама и набрала ворох любимых летних платьев и сарафаников.
А тут выяснилось, что половина ей уже мала, ибо растёт девуля и вырастает из весеннего уже к лету.

Но мы тут у моря живем, нам до него прошмыгнуть и в купальнике можно.
Ну или купим местного красивого трикотажа, брендированного фразой: "Ах, Анапа!" или "Я люблю Анапу", который честно продержится пару стирок и в Москву с нами уже не вернётся.

Так что я от предложения Н. отказалась. Сказала, что дети в детдомах не поймут силы бренда, это да .
И мои дети тоже не поймут силы бренда.
Не потому что бренд слабый, а потому что это дети.
Им важны совсем другие вещи, и цифры и буквы на ценнике к ним не относятся.

А мне тоже не хочется кичиться стоимостью одежды, тем более не мной заработанной.

Так что моё предложение про семью или интернат - актуально.
Но Н. сказала, что однажды надев настоящее качество, больше не захочется на рынок "Садовод", мерить шмотки на картонке.

Ну, может, и так.

Вспомнила тут, кстати.
Когда мы были маленькие, то любили закапывать тайнички из цветных стёклышек в песке.
И одна девочка вместе со стёклышками закопала как-то мамин драгоценный камень, который нашла у неё в шкатулке.

Мама лично потом откапывала и разоряла наши тайнички в поисках изумруда, и очень ругалась на дочь.

А зачем на ребенка кричать, лучше не оставлять шкатулку с драгоценностями в доступе для ребенка...

Я к тому, что мы, маленькие, не смогли отличить драгоценность от стеклышек.
Мне скоро сорок, и мне немножко стыдно, но, мне кажется, я и сейчас не смогу...
Ну, стеклышко от камня отличу, а вот драгоценный от недрагоценного - вряд ли.

Просто этот вопрос никогда не был в фокусе моего внимания. Ни в камнях, ни в брендах я не бум-бум.

Моя подруга Сашка купила сумку за три свои месячные зарплаты.
Говорит: "Мне сорок, пора бы и ошанелица, когда, если не сейчас?"

Я смеялась. Ошанелица - смешной глагол.

Мы с Сашкой в рестик потом ходили сумку выгуливать эту. Стерегли ее, переживали, проверяли, а её тени сыпучие я к себе в рюкзак переложила, от греха.

Устали аж от напряжения.

- Ну всё, Сашк - говорю я через час. - Бери Шанель, пошли домой. Возьмём твою старенькую авоську - хоть погуляем, как люди...

Я потом Сашке дважды денег одалживала, потому что она ошанелилась, а на гречку не хватило)))

Я люблю людей. Разных. Ошанеленных и нет.
Интересные они, очень)

Фото называется: лёгких путей мы не ищем)
 

Лена Смирнова

Кремлебот
Забанено
Регистрация
18 Апр 2018
Сообщения
1.986
Симпатии
33.924
Какое дерьмо, богтымой, конечно, все ринутся писать, что бренды это говно, сами в обносках росли и ничего, и так далее так далее.
Что, Оль, подгорел задок? А Катя опять в единственном полупраздничном платье с серым верхом и подделке под сандалики крокс из детмира?
Осталось невыясненным, где Катя провезла ворох любимых платьев и сарафанчиков, половина которых мала (вообще-то вещи меряют перед поездкой). И, конечно, Оля считает нормальным для девочки прошмыгивать до пляжа в купальнике.
Деградация идет устраивающим меня темпом! Не сбавляйте, сапоги.
 
Регистрация
20 Апр 2015
Сообщения
31.930
Симпатии
558.933
Новое
Я люблю людей.
Мне с ними интересно.
Вот человек что-то скажет - а у меня внутри потом долго живёт его фраза, и я не знаю, что с ней делать и как реагировать.

Это как с громоздким сувениром, который не понятно, куда пристроить в вашей крошечной комнатке.

Мне на днях написала Н.
Сказала, что у неё от внучки, которая уже выросла, осталось много дорогих вещей в хорошем состоянии, и надо придумать, куда их деть.

Я ответила, что спасибо и что поищу интернат или приёмную семью, которым нужна одежда, и сконтачу их.

А она в ответ: "Нет, Оля, вы не поняли: вещи брендовые, очень дорогие. Практически не одёванные. Зачем такие детям в детдомах? Они не поймут ничего. Это я вам готова отдать: смотрю по фото - ни одного известного бренда не видела на ваших детях".

Вот тут я, как часто бывает, врезаюсь во фразу и долго себе транскрипции ищу, перевожу на свой язык.

С одной стороны, человек от души предлагает мне что-то важное ему, дорогое во всех смыслах.
С другой, у меня щёки горят так, будто мне пощёчину влепили.

Да, у моих детей нет дорогих брендовых вещей (как сказала Н, "там, например, курточка кожаная за 40 тысяч рублей"), но я никогда не видела в этом проблемы.

Мои оба как привяжутся к одному наряду, так и ходят в нем, пока я не отберу в стирку. С боем, практически. Это ж дети, они ничего не хотят сказать своей одеждой другим детям.

Единственный месседж их футболок - айда бегать по горкам и лазать по лабиринтам.

А это одинаково весело можно делать в куртке за 40 тысяч и за 1000 рублей.

Статус - это важно родителям.
Я, кстати, ничего плохого в этом не вижу, и уважаю тех, кто может себе это позволить.
Я - не могу, но это не делает меня человеком, не достойным уважения.

Просто дорогие вещи - это особый язык, и на нём говорят те, кто в этом разбирается, следит за модой и ждет новых коллекций.

А я - во всяком случае пока - на этом языке не говорю.

Я в жизни не пойму, что это тяжелый люкс, пока мне не напишут прямо на куртке большими буквами, что это гуччи или кто там.

И то я буду подозревать, не подделка ли это, вот так явно, в лоб, бренд пихать, зачем?...

На бренды я еще не зарабатываю.
Я этим не горжусь, но и не стыжусь.
Нормально себя ощущаю посередине.

Мне тех денег, что я на такую куртку не потрачу, на отпуск в Анапе хватит.

Не представляю, как это - бегать и резвиться по площадке, когда на тебя надет целый чей-то отпуск.

И поэтому мои небрендированнные дети снова будут гулять в обычных нестатусных вещах, купленных в ближайшем магазине, куда я забежала на минутку перед продуктовым и после мфц.

Катюха в этот раз собиралась на море сама и набрала ворох любимых летних платьев и сарафаников.
А тут выяснилось, что половина ей уже мала, ибо растёт девуля и вырастает из весеннего уже к лету.

Но мы тут у моря живем, нам до него прошмыгнуть и в купальнике можно.
Ну или купим местного красивого трикотажа, брендированного фразой: "Ах, Анапа!" или "Я люблю Анапу", который честно продержится пару стирок и в Москву с нами уже не вернётся.

Так что я от предложения Н. отказалась. Сказала, что дети в детдомах не поймут силы бренда, это да .
И мои дети тоже не поймут силы бренда.
Не потому что бренд слабый, а потому что это дети.
Им важны совсем другие вещи, и цифры и буквы на ценнике к ним не относятся.

А мне тоже не хочется кичиться стоимостью одежды, тем более не мной заработанной.

Так что моё предложение про семью или интернат - актуально.
Но Н. сказала, что однажды надев настоящее качество, больше не захочется на рынок "Садовод", мерить шмотки на картонке.

Ну, может, и так.

Вспомнила тут, кстати.
Когда мы были маленькие, то любили закапывать тайнички из цветных стёклышек в песке.
И одна девочка вместе со стёклышками закопала как-то мамин драгоценный камень, который нашла у неё в шкатулке.

Мама лично потом откапывала и разоряла наши тайнички в поисках изумруда, и очень ругалась на дочь.

А зачем на ребенка кричать, лучше не оставлять шкатулку с драгоценностями в доступе для ребенка...

Я к тому, что мы, маленькие, не смогли отличить драгоценность от стеклышек.
Мне скоро сорок, и мне немножко стыдно, но, мне кажется, я и сейчас не смогу...
Ну, стеклышко от камня отличу, а вот драгоценный от недрагоценного - вряд ли.

Просто этот вопрос никогда не был в фокусе моего внимания. Ни в камнях, ни в брендах я не бум-бум.

Моя подруга Сашка купила сумку за три свои месячные зарплаты.
Говорит: "Мне сорок, пора бы и ошанелица, когда, если не сейчас?"

Я смеялась. Ошанелица - смешной глагол.

Мы с Сашкой в рестик потом ходили сумку выгуливать эту. Стерегли ее, переживали, проверяли, а её тени сыпучие я к себе в рюкзак переложила, от греха.

Устали аж от напряжения.

- Ну всё, Сашк - говорю я через час. - Бери Шанель, пошли домой. Возьмём твою старенькую авоську - хоть погуляем, как люди...

Я потом Сашке дважды денег одалживала, потому что она ошанелилась, а на гречку не хватило)))

Я люблю людей. Разных. Ошанеленных и нет.
Интересные они, очень)

Фото называется: лёгких путей мы не ищем)
Ладно, Олюн, за несносимые розовые тапки Кати и подстреленные портки Даси ты оправдалась, а чем крыть станешь то, что у тебя дети любую жратву в рот обеими руками запихивают? Хотя, в жратве ты тоже нихрена не смыслишь, вся в творчестве же.
 
Статус
В этой теме нельзя размещать новые ответы.