Гор мог умереть сразу после рождения, и с половиной его диагнозов
с нашей медициной не особо-то выживают, прямо скажем - но этого не случилось. Гор мог
умереть в первые два года жизни, проведённые в Филатовской больнице, крошечный мальчик в боксе, с дырками в теле и трубками, совсем один - туда его и отправили, собственно,
умирать, ведь лечить человека два года в больнице просто-напросто невозможно. Но и этого не случилось. Гор мог
умереть в отделении «милосердия» интерната для умственно отсталых -
без лечения, без ухода, без заботы, без любви. Маленький, напуганный,
никому не нужный. Гор мог на всю жизнь остаться в якобы очень хорошем православном детском доме, завязнуть там, как муха в меду, пока ему вроде как искали бы и искали хорошую православную семью - улыбаться гостям и спонсорам, собирать подарки и лайки, быть героем каждого первого репортажа и статьи, быть всегда безукоризненно вежливым и милым - и понемногу
сходить от всего этого с ума. Но Гор выжил. И вырвался. Сбежал от
смерти, от
неволи, и стал огромным, сильным, свободным. Временами - совершенно невыносимым, но самым лучшим и любимым всё равно. Пятнадцать лет сегодня человеку. Каждый раз, когда
мне хочется его убить (что в последнее время бывает всё чаще), я вспоминаю, что живу с тем, кто десять лет в прямом смысле каждую минуту сражался за свою жизнь - и такое не могло пройти бесследно. С другой стороны, рядом со мной всегда такое торжество этой самой жизни, какого я не видела ещё никогда, и это, конечно, невероятно воодушевляет. Пятнадцать, господи, пятнадцать, ущипните меня. Или лучше налейте вина в бокал побольше)) А ведь недавно ещё был размером с котёнка и не слезал у меня с рук. Сейчас в это уже невозможно поверить, но у нас есть фотографии
Анна Иванцова
в качестве подтверждения того, что мне это не приснилось. Статье, для которой они были сняты, я бы сейчас не дала выйти даже под угрозой собственного
расстрела, но фотографии - очень люблю. Всё не зря, конечно.
