-
Саша Шпак улетел в США продавать своё очко.
Флуд и флейм.
- Автор темы Bozena Rynska
- Дата начала
У Вас такая обезвоженность, потому что смыли все свои липиды, и кожа голая, барьера нет, увлажняй-не увлажняй все моментом испаряется в атмосфэру. Это как воду решетом носить.
Надо восстанавливать свои собственные жыры + добавлять сильную окклюзию (пленку, которая будет препятствовать испарению).
Кожа под окклюзией сама восстановится. Правда, окклюзия должна быть физиологичная (водо- и газопроницаемая), если намазать вазелином, например, влага - да, перестанет испаряться, но кожа переувлажнится, это еще хуже. Вощим, без самодельной косметики тяжело.
Может, поделаете маски с желтком яичным? И туда глицерина капнуть, НУФа, и ненасыщенных масел - виноградное, рыжик, пассифлора, не знаю, что доступно у вас. Виноградное вроде везде продается. Маску накладывать на влажную кожу, и накрывать пленкой - чтоб не допускать пересыхания.
И еще средства с церамидами бы помазать.
НУФ здесь можно заказать: http://forum.terra-aromatica.ru/showthread.php?3523-НУФ-(Натуральный-Увлажняющий-Фактор) Кстати, у них там экстракт желтка продается, он лучше, чем просто желток из яиц. Еще (если будете делать заказ) обратите внимание на омеколл, комплекс гликосфинголипидов, тремеллу, трегалозу и ПГК - все это можно в маски и все вам поможет.
Надо восстанавливать свои собственные жыры + добавлять сильную окклюзию (пленку, которая будет препятствовать испарению).
Кожа под окклюзией сама восстановится. Правда, окклюзия должна быть физиологичная (водо- и газопроницаемая), если намазать вазелином, например, влага - да, перестанет испаряться, но кожа переувлажнится, это еще хуже. Вощим, без самодельной косметики тяжело.
Может, поделаете маски с желтком яичным? И туда глицерина капнуть, НУФа, и ненасыщенных масел - виноградное, рыжик, пассифлора, не знаю, что доступно у вас. Виноградное вроде везде продается. Маску накладывать на влажную кожу, и накрывать пленкой - чтоб не допускать пересыхания.
И еще средства с церамидами бы помазать.
НУФ здесь можно заказать: http://forum.terra-aromatica.ru/showthread.php?3523-НУФ-(Натуральный-Увлажняющий-Фактор) Кстати, у них там экстракт желтка продается, он лучше, чем просто желток из яиц. Еще (если будете делать заказ) обратите внимание на омеколл, комплекс гликосфинголипидов, тремеллу, трегалозу и ПГК - все это можно в маски и все вам поможет.
Щас ересь скажу:
сковородка не имеет значения. Все зависит от пропорций теста, количества масла в нем и воды (в дополнение к молоку). Первые пару-тройку блинов печете, смотрите, чего получается, и добавляете в тесто чего надо, тесто правится. Это приходит с опытом, но тут дело такое - продукты дешевые, делать и переделывать тесто быстро (это ж не ржаной заквасочный хлеб), можно разок заморочиться и понять что к чему. Зато потом - такая автономность, представьте: где бы вы ни были, какие бы сковородки не были в наличии - блины всегда будут высший класс. Это бесценно и отращивает корону до потолка
сковородка не имеет значения. Все зависит от пропорций теста, количества масла в нем и воды (в дополнение к молоку). Первые пару-тройку блинов печете, смотрите, чего получается, и добавляете в тесто чего надо, тесто правится. Это приходит с опытом, но тут дело такое - продукты дешевые, делать и переделывать тесто быстро (это ж не ржаной заквасочный хлеб), можно разок заморочиться и понять что к чему. Зато потом - такая автономность, представьте: где бы вы ни были, какие бы сковородки не были в наличии - блины всегда будут высший класс. Это бесценно и отращивает корону до потолка
Я на любой могу, но приятней, канеш, на чугуниевой блинной - без бортиков, чтоб переворачивать легче. И она толстая, тепло хорошо проводит, блины равномерно пропекаются от центра к краям.
У меня бабушка переворачивала блины, просто встряхнув сковородку - как в кино, знаете, а они в воздух взлетают, переворачиваются и плюхаются непропеченной стороной на сковородку, и ни морщинки. И меня учила. У меня не получается, вернее, не всегда получается - часть блинов на сковородку падает, часть - на плиту и окружающие поверхности, бгг. Надо потренироваться.
У меня бабушка переворачивала блины, просто встряхнув сковородку - как в кино, знаете, а они в воздух взлетают, переворачиваются и плюхаются непропеченной стороной на сковородку, и ни морщинки. И меня учила. У меня не получается, вернее, не всегда получается - часть блинов на сковородку падает, часть - на плиту и окружающие поверхности, бгг. Надо потренироваться.
- Регистрация
- 14 Сен 2014
- Сообщения
- 5.881
- Симпатии
- 77.123
Нащот курения:
я читала, что все вредности (для кожи, для сосудов, для легких, и т,п,) - они не от никотина, а от продуктов сгорания табака и бумаги, смол, дыма и т,п,. Т.е. вот эти современные дивайсы для курения вредности исключают, оставляют по большому счету один никотин. А он вощим безвреден: https://stelazin.livejournal.com/98200.html
я читала, что все вредности (для кожи, для сосудов, для легких, и т,п,) - они не от никотина, а от продуктов сгорания табака и бумаги, смол, дыма и т,п,. Т.е. вот эти современные дивайсы для курения вредности исключают, оставляют по большому счету один никотин. А он вощим безвреден: https://stelazin.livejournal.com/98200.html
И все равно стабильно отстаю на писят страниц.
Там дым и смолы (если говорить о сигаретах), они, попадая на кожу, запускают всякие окислительные и проч.реакции - отсюда сухость, и более быстрое старение кожи курильщиков. Но. Можно сделать крем - суперзащитный, плюс антиоксиданты, комплекс антиоксидантов, которые ловят все эти окислители и их нейтрализуют, с кожей будет получше.
А "кисетные"морщины вокруг губ - они от манеры держать сигарету, собрав губы в куриную гузку, это ж делать необязательно.
Я почитала страшную статью на терра-ароматике нащет городских загрязнений в воздухе, и как они действуют на кожу - у меня просто руки опускаются. Курение по степени вреда и рядом не стояло.
А "кисетные"морщины вокруг губ - они от манеры держать сигарету, собрав губы в куриную гузку, это ж делать необязательно.
Я почитала страшную статью на терра-ароматике нащет городских загрязнений в воздухе, и как они действуют на кожу - у меня просто руки опускаются. Курение по степени вреда и рядом не стояло.
- Регистрация
- 11 Июл 2014
- Сообщения
- 5.341
- Симпатии
- 53.140
- Регистрация
- 11 Апр 2014
- Сообщения
- 11.914
- Симпатии
- 128.528
Здрасте, неспящие. Я вот принесло мою любимую цытатку из одной хорошей книги. Не могу не поделиться.
Поучительная история о том, что было бы, если б Божену пустили на виллу к покойнику.
Поучительная история о том, что было бы, если б Божену пустили на виллу к покойнику.
...Потом она вдруг задергивает полог кровати и, ради приличия изолировав таким образом покойницу, пикирует прямо на шкаф. Она распахивает его настежь, перетряхивает две стопки белья и под третьей находит то, что искала: конверт с надписью: «Здесь находится мое завещание», причем даже не запечатанный. Матушка тем не менее лихорадочно вскрывает его. Она встряхивает этим завещанием, довольно коротким, целиком написанным синими чернилами на гербовой бумаге рукой покойницы, ее аккуратнейшим почерком воспитанницы монастырского пансиона. Она читает, вся передергивается, кричит:
— Ну и подлецы!
И — раз, два! — рвет завещание пополам, потом на четыре части, на восемь частей.
Такого я не ожидал даже от нее! Ее душит бешенство, она топчет ногами обрывки завещания. Перед нами воскресла Психимора. Но на этот раз я не участвую в игре, я всего лишь зритель. Я, словно с другой планеты, вижу и слышу, как наследница задыхается от злости.
— Марсель — единственный наследник! Ему завещан дом и все, что в нем есть. Еще до раздела имущества! Никакого раздела! У меня право только на то, что по закону положено дочери. А как вам нравится приписка: «Не ищите моих драгоценностей: я ими распорядилась»?
— Остались только самые пустяки, — произносит чей-то голос.
Это Анна, которая потихоньку вновь вошла в спальню; вид у нее такой, будто ей очень весело. Она объясняет:
— Мсье Марсель приезжал на несколько дней перед своим путешествием. Я видела, как он спускался с большой коробкой. Я была в передней, а тут как раз мадам Плювиньек позвала его обратно и сказала что-то, уж не знаю что. Он вернулся, оставил коробку на стуле… Стал выносить пакеты, да не один, а десять, может, двадцать. Я подумала, ну, это все-таки слишком, он вывозит все, пользуется тем, что у мадам с головой плохо… Я решила посмотреть — коробка была набита футлярами. Открываю один, оказывается, там камень, ей-богу, не вру, такой большой, с мой ноготь…
— Солитер в десять карат! — простонала мадам Резо.
— В другом — ожерелье, браслет, брошь с синими камнями…
— Бальный гарнитур с сапфирами!
Я чуть не прыснул. Однако окончательно ли из меня изгнан дьявол? Живя на заработанные, а не на полученные в наследство деньги, зная, что, кроме побрякушек, дома и обстановки (хотя уже одно это могло бы осчастливить два десятка супружеских пар, которые из кожи вон лезут, чтобы заплатить по чекам за свои двухкомнатные квартиры), не много останется от огромного состояния, сколоченного в начале столетия благодаря спекуляциям банкира Плювиньека… я начинаю все же досадовать, сознавая, что в конце концов играю дурацкую роль во всех этих спорах и что, если у него, у брата, десять детей и это в какой-то мере извиняет его грабеж, то и у меня тоже четыре рта.
— Компаньонка поехала прямо к нотариусу предупредить его о том, что происходит, — заметила бретонка. И, глядя на разбросанные по полу клочки бумаги, добавила: — Знаете, у них есть еще другой экземпляр завещания, у нотариуса.
Но нам уже не остановить мамашу, которая словно сорвалась с цепи. Она шарит в комоде, потом в шифоньере. Находит забытый медальон, сует его в карман, находит камею и пихает ее туда же, находит золотую коробочку для пилюль и ее тоже сует в карман, приговаривая:
— Раз уж он захапал все, мы будем просто дураками, если не соберем хотя бы последние крохи!
Нет никакой надежды на то, что мы зайдем на кухню перекусить. Она будет таскать нас за собой из комнаты в комнату, она будет хватать своей крючковатой рукой все, что попадет на глаза, и, не переставая, возмущаться подлой неблагодарностью человеческого рода. Она охрипла от крика. Пусть даже все это сплошное притворство, она не перестает повторять, что у нее ничего не останется на память о ее отце: ни единой его вещицы, ни портрета, а ведь точно в таком же положении по ее вине оказался и я, но она, и глазом не моргнув, изливает мне свои обиды. Она вне себя от бешенства, ее злит не столько то, что ее обобрали, сколько то, что ее одурачили. Она хватается за какую-нибудь безделушку, потом бросает ее, переворачивает все вокруг, и, глядя на нее, становится ясно, что хотя, при ее алчности, ей и очень тяжело отказаться от мысли завладеть желаемым, но всего непереносимее для нее — утрата своей власти.
Самой невероятной будет финальная сцена. В два часа позвонит нотариус. Услышав в трубке мой голос, он выразит удивление и в то же время радость, что в этих прискорбных обстоятельствах я нахожусь рядом с мадам Резо, которую постигло такое несчастье, и вежливо попросит меня сообщить своей клиентке и другу, если ей это неизвестно, что дом завещан ее сыну Марселю. В три часа мы все вернемся в спальню, чтобы присутствовать при положении во гроб, затем гроб снесут вниз и поставят в передней у подножия серебряного распятия, поблескивающего в сумеречном свете четырех канделябров. В четыре часа над нами наконец смилуются, дадут чаю с сухим печеньем, а затем возобновятся поиски, и тут мы обнаружим стенной шкаф, набитый облигациями русского займа, по ценности равными стоимости бумаги, на которой они напечатаны, хотя на всех шестистах облигациях и раскинули крылья шестьсот двуглавых императорских орлов. Наконец, около пяти, снова раздастся телефонный звонок: Марсель позвонит из Тринидада; он примет меня за служащего похоронного бюро, сообщит, что завтра прибудет на самолете, и попросит передать всем в доме, чтобы до его приезда никто не смел ни к чему прикасаться.
Охваченная новым приступом злобы, матушка кидается на столовое серебро и, как попало, швыряет его в чемодан. Потом хлопает себя по лбу с возгласом: «А кружева-то!», протискивается позади гроба, наполовину загораживающего дверь в гостиную, и хватает там бретонские кружева и ирландские кружева — как считают, просто чудо.
А мы дожидаемся в передней. Мы сыты всем этим по горло. Нам хочется домой. Бертиль, убедившись наконец в моей правоте, хрустит пальцами… Но вот мадам Резо возвращается с тюком, второпях завязанным в какую-то занавеску. Тюк такой огромный, что она не может его пронести. Она вытягивает шею. В раздражении щелкает языком.
— Отодвиньте же крест! — кричит она. — Он мешает…
И так как, пораженные, мы не трогаемся с места, она вздымает свой тюк на вытянутой руке и перебрасывает его через гроб к нашим ногам.<...>
— Ну и подлецы!
И — раз, два! — рвет завещание пополам, потом на четыре части, на восемь частей.
Такого я не ожидал даже от нее! Ее душит бешенство, она топчет ногами обрывки завещания. Перед нами воскресла Психимора. Но на этот раз я не участвую в игре, я всего лишь зритель. Я, словно с другой планеты, вижу и слышу, как наследница задыхается от злости.
— Марсель — единственный наследник! Ему завещан дом и все, что в нем есть. Еще до раздела имущества! Никакого раздела! У меня право только на то, что по закону положено дочери. А как вам нравится приписка: «Не ищите моих драгоценностей: я ими распорядилась»?
— Остались только самые пустяки, — произносит чей-то голос.
Это Анна, которая потихоньку вновь вошла в спальню; вид у нее такой, будто ей очень весело. Она объясняет:
— Мсье Марсель приезжал на несколько дней перед своим путешествием. Я видела, как он спускался с большой коробкой. Я была в передней, а тут как раз мадам Плювиньек позвала его обратно и сказала что-то, уж не знаю что. Он вернулся, оставил коробку на стуле… Стал выносить пакеты, да не один, а десять, может, двадцать. Я подумала, ну, это все-таки слишком, он вывозит все, пользуется тем, что у мадам с головой плохо… Я решила посмотреть — коробка была набита футлярами. Открываю один, оказывается, там камень, ей-богу, не вру, такой большой, с мой ноготь…
— Солитер в десять карат! — простонала мадам Резо.
— В другом — ожерелье, браслет, брошь с синими камнями…
— Бальный гарнитур с сапфирами!
Я чуть не прыснул. Однако окончательно ли из меня изгнан дьявол? Живя на заработанные, а не на полученные в наследство деньги, зная, что, кроме побрякушек, дома и обстановки (хотя уже одно это могло бы осчастливить два десятка супружеских пар, которые из кожи вон лезут, чтобы заплатить по чекам за свои двухкомнатные квартиры), не много останется от огромного состояния, сколоченного в начале столетия благодаря спекуляциям банкира Плювиньека… я начинаю все же досадовать, сознавая, что в конце концов играю дурацкую роль во всех этих спорах и что, если у него, у брата, десять детей и это в какой-то мере извиняет его грабеж, то и у меня тоже четыре рта.
— Компаньонка поехала прямо к нотариусу предупредить его о том, что происходит, — заметила бретонка. И, глядя на разбросанные по полу клочки бумаги, добавила: — Знаете, у них есть еще другой экземпляр завещания, у нотариуса.
Но нам уже не остановить мамашу, которая словно сорвалась с цепи. Она шарит в комоде, потом в шифоньере. Находит забытый медальон, сует его в карман, находит камею и пихает ее туда же, находит золотую коробочку для пилюль и ее тоже сует в карман, приговаривая:
— Раз уж он захапал все, мы будем просто дураками, если не соберем хотя бы последние крохи!
Нет никакой надежды на то, что мы зайдем на кухню перекусить. Она будет таскать нас за собой из комнаты в комнату, она будет хватать своей крючковатой рукой все, что попадет на глаза, и, не переставая, возмущаться подлой неблагодарностью человеческого рода. Она охрипла от крика. Пусть даже все это сплошное притворство, она не перестает повторять, что у нее ничего не останется на память о ее отце: ни единой его вещицы, ни портрета, а ведь точно в таком же положении по ее вине оказался и я, но она, и глазом не моргнув, изливает мне свои обиды. Она вне себя от бешенства, ее злит не столько то, что ее обобрали, сколько то, что ее одурачили. Она хватается за какую-нибудь безделушку, потом бросает ее, переворачивает все вокруг, и, глядя на нее, становится ясно, что хотя, при ее алчности, ей и очень тяжело отказаться от мысли завладеть желаемым, но всего непереносимее для нее — утрата своей власти.
Самой невероятной будет финальная сцена. В два часа позвонит нотариус. Услышав в трубке мой голос, он выразит удивление и в то же время радость, что в этих прискорбных обстоятельствах я нахожусь рядом с мадам Резо, которую постигло такое несчастье, и вежливо попросит меня сообщить своей клиентке и другу, если ей это неизвестно, что дом завещан ее сыну Марселю. В три часа мы все вернемся в спальню, чтобы присутствовать при положении во гроб, затем гроб снесут вниз и поставят в передней у подножия серебряного распятия, поблескивающего в сумеречном свете четырех канделябров. В четыре часа над нами наконец смилуются, дадут чаю с сухим печеньем, а затем возобновятся поиски, и тут мы обнаружим стенной шкаф, набитый облигациями русского займа, по ценности равными стоимости бумаги, на которой они напечатаны, хотя на всех шестистах облигациях и раскинули крылья шестьсот двуглавых императорских орлов. Наконец, около пяти, снова раздастся телефонный звонок: Марсель позвонит из Тринидада; он примет меня за служащего похоронного бюро, сообщит, что завтра прибудет на самолете, и попросит передать всем в доме, чтобы до его приезда никто не смел ни к чему прикасаться.
Охваченная новым приступом злобы, матушка кидается на столовое серебро и, как попало, швыряет его в чемодан. Потом хлопает себя по лбу с возгласом: «А кружева-то!», протискивается позади гроба, наполовину загораживающего дверь в гостиную, и хватает там бретонские кружева и ирландские кружева — как считают, просто чудо.
А мы дожидаемся в передней. Мы сыты всем этим по горло. Нам хочется домой. Бертиль, убедившись наконец в моей правоте, хрустит пальцами… Но вот мадам Резо возвращается с тюком, второпях завязанным в какую-то занавеску. Тюк такой огромный, что она не может его пронести. Она вытягивает шею. В раздражении щелкает языком.
— Отодвиньте же крест! — кричит она. — Он мешает…
И так как, пораженные, мы не трогаемся с места, она вздымает свой тюк на вытянутой руке и перебрасывает его через гроб к нашим ногам.<...>
