- Какую сказку ты хотел бы услышать сегодня, о великий царь? – спросила Шахерезада на следующую ночь. – Может быть, о приключениях славного Синдбада-морехода, о чудесном коне из черного дерева или занимательное повествование о портном и его братьях?
- О нет, - ответил Шахрияр, - расскажи нам еще о похождениях вечно юной Божении-без-заде.
- Слушаю и повинуюсь. Знай же, о великий царь, что больше всего на свете Божения-без-заде любила монетизировать и инвестировать. И однажды на базаре она услышала, что многие благородные жены сейчас посвящают досуг поиску и покупке ваз старинного фарфора и что сам султан благоволит им и разрешает выставлять собрания в самых изысканных павильонах своего дворца. И теперь, когда она стала наложницей паши и ей больше не надо было скитаться по харчевням в поисках желающих насладиться ее игрой на кожаных флейтах, она решила уподобиться благородным матронам. Правда, монет, получаемых от паши, хватало только на покупку старых ночных ваз, но Божения сочла разницу незначительной и каждый день любовалась длинной вереницей ночных горшков, аккуратно расставленных вдоль стен ее комнаты в престижном караван-сарае.
Но то были не единственные желанные ей инвестиции, ибо заметила она, что другие наложницы первым делом рожают детей и за то получают от своих покровителей и дворцы, и слуг, а когда покровители уходят к гуриям, то и немалую толику наследства. И возгорелась она страстным желанием родить. Но паша всячески противился этому, что ее весьма и весьма печалило, и утешалась она только приобретением новых урыльников.
Как-то она умолила пашу купить в одной приятной стране особо приглянувшуюся ей ночную вазу, и паша исполнил ее просьбу. На беду, в перевозке он был беспечен, и потому обо что-то ударил сосуд, тот треснул и развалился на две половинки. Дабы сохранить хоть немного инвестиционности, Божения-без-заде не выкинула их, а склеила, и не успела высохнуть последняя капля рыбьего клея, как из ночной вазы повалил густой желтый дым, а в нем испуганная Божения увидела огромную ужасную фигуру.
- Кто ты? – пролепетала она в страхе, но фигура склонилась перед ней в весьма сервильном поклоне и назвалась джинном Дристуилом, рабом этого урыльника. И тогда Божения-без-заде возрадовалась, ибо слышала она, что джинны обязаны исполнять желания владельцев сосудов, и тут же повелела джинну сделать так, чтобы она родила от паши.
- Увы, о влажноногая дева, - вздохнул джинн, - если бы мой урыльник был цел, я бы легко мог исполнить твое желание, но он разбит и сила моя почти ушла. И потому помочь я могу только советом, делать же все ты должна будешь сама.
И он достал из клубов дыма и протянул Божении большую рыбу.
- Это чудесная рыба, именуемая «купидон», и если ты приготовишь ее манером, который франкские кулинары называют «а-ля гей», и подашь паше, а он отведает этого блюда, то в ту же ночь вы зачнете младенца.
И Божения-без-заде взяла рыбу и приготовила ее. Но она была несведуща в поварском искусстве и потому не выпотрошила рыбу и не счистила чешую, и паша не стал есть поданное ею блюдо, а повелел выкинуть его в отбросы.
Тогда Божения снова призвала джинна, и тот посоветовал ей пойти к некоему мудрому чернокнижнику по имени Курицер, который может слепить ей волшебных ооцитов.
Курицер же повелел Божении-без-заде принести ему горсть щепок священной пальмы и полведра помёта кудлатой курицы. За щепками Божения отправилась в дальний монастырь, в саду которого росли священные пальмы, но тамошние монахи оказались на диво несервильны и не пустили ее без очереди, хоть она и сообщила им, что она наложница великого паши. И только после того, как Божения целый день беспрерывно орала под воротами монастыря «сукаблядьговно», пугая других паломников, скинули ей со стены одну небольшую щепку.
За помётом кудлатой курицы она пошла к доброму фермеру. Тот согласился ей помочь, но для этого Божении-без-заде пришлось самой кормить курицу и собирать помёт, что быстро ей наскучило и она не смогла собрать нужное количество. Нехватку же она восполнила, разбавив собранное водой, но от того помёт стал слишком жидким. К счастью, Божения вспомнила давний урок одной знакомой стряпчей и отжала помёт через покрытый катышками кашемир, да еще добавила в него лярда для придания упругости и красивого глянца.
Когда же она принесла требуемое Курицеру, тот сел и после долгих трудов вылепил четыре ооцита, положил их в корзинку со льдом и отдал Божении, и та вернулась в караван-сарай очень довольная и тут же призвала джинна, дабы узнать, что делать ей дальше.
- Возьми же один ооцит и положи его в рот, - молвил Дристуил, - и три дня носи его во рту, вынимая только для того, чтобы выпить немного воды. Если ты проведешь эти три дня в воздержании от пищи, в молчании и в благочестивых размышлениях, ооцит проникнет в тебя и ты понесешь.
И Божения-без-заде взяла ооцит в рот, но не утерпела, ибо ей хотелось быстрее исполнить свое желание, и проглотила его. И живот ее тут же раздулся, но не успела она возрадоваться, как напали на нее колики, да такие, что ей пришлось использовать почти все собрание ночных ваз. Так лишилась она первого ооцита.
Тогда Дристуил посоветовал ей отдать второй ооцит красивой, здоровой и послушной рабыне, чтобы та носила его, и Божения последовала его совету. Она выбрала самый красивый и блестящий ооцит и отдала его рабыне. Но, к сожалению, в нем оказалось слишком много лярда, и он выскользнул изо рта рабыни, упал на землю и разбился.
Третий ооцит Дристуил сказал тайно подложить ночью в ухо паше, чтобы тот выносил его в голове, как эллинский Зевес выносил Афину Палладу. Но уши паши были хоть аккуратны, но весьма мохнаты и ооцит запутался в волосах, а утром паша стряхнул его.
Когда же Божения-без-заде хотела достать последний ооцит, оказалось, что она забыла положить в корзинку свежий лед, и ооцит испортился.
Тогда в ярости схватила она урыльник Дристуила и с криком «сукаблядьговно» швырнула его в стену. Сосуд разлетелся в прах, и перед Боженией снова предстал джинн.
- Ах ты сявка! – закричала Божения. – А ну, говори, как найти вашего повелителя, я пожалуюсь ему, и он тебя замочит! Ты у меня кровью умоешься и заплатишь мне целую кучу золота, сука!
- О зеленокудрая дева, - ответствовал ей джинн. – Ты окончательно разбила мой урыльник, и теперь я утратил всю свою силу и больше не могу давать советы. Единственное, что я еще могу дать тебе, это держиську. Держись, Божения-без-заде, - сказал джинн и исчез навсегда.
Вот так, о великий царь, окончилась сказка о четырех ооцитах.