Солнце уходящего дня уже слабо бросалось на трубы цементного завода. Которые в свою очередь, кидали одинокие тени на позади стоящие горы.
Где-то одиноко работал кран, среди всего этого леса собратьев он чувствовал себя величественно, ведь он сегодня один работал, отдавая дань привычным звукам портового города.
На бетонном, позеленевшем волнорезе сидела чайка, задумчиво опустив клюв.
Он и она шли, взявшись за руки. Он твёрдо по-флотски вышагивал по набережной, будто бы каждый шаг – это был стремительный захват каждой плитки.
Она больше плелась за ним, не чувствуя ног.
Что-то было не так, его рука больше механистически сжимала её.
Его взгляд не был горячим и пронзительным. А всё больше смотрел куда-то в сторону.
- Что случилось, Володя?
- А? - он обернулся, и его взгляд выглядел рассеянным, будто бы ещё мгновение он был где-то далеко.
- Что случилось, я спрашиваю? – повторила она твёрдым, но дрогнувшим голосом.
- А что случилось? – повторил он, неловко улыбнувшись в попытке открыто взглянуть на неё.
- Не ври мне! – одёрнув за рукав, что притормозило их, выпалила она.
– У тебя кто-то есть? – всхлипнула решительно она, а в глазах засеребрилось.
- Да что ты, дурочка!? – мягко и нежно ответил он, прижав к себе.
Володя вдохнул тинный запах полной грудью и выпалил по нисходящей: «Нет у меня никого».
- А что, что случилось тогда?! – больше не в силах сдерживаться жалобно металась она.
И вдруг… отстранив её от себя, он посмотрел ей в глаза.
В них была именно та доброта, пронзительность, которая доходила до всех уголков её существа, что-то тёплое, горячее. И именно в такие моменты без всяких слов она понимала, что любима.
- Меня отправляют в Чечню.
Её глаза расширились в немом возгласе раскрылся рот.
- Как, когда?! – сдавленно, приглушённо спросила она, глядя ему прямо в глаза.
- Завтра…
Она отстранилась, взглянула на небо, что-то поплыло перед глазами.
Он приблизился, положил руку на её выпуклый живот и сказал: «Береги его».
Три чайки жалобно галдели, кружа на фоне гор и заходящего солнца, которое уже не кидалось на трубы цементного завода, а лишь слегка касалось их, как отец касается щеки дочери после прочитанной сказки перед тем как потушить свет ночника и безвозвратно уйти, оставляя тебя одну среди этих теней и ночных звуков.