В свете последних страниц сложилось ощущение, что куча насиков прожили жизнь, не выходя из дома, причем дом это находится в сибирском глухом лесу на мелком острове посреди болота.
Иначе хоть раз с историей, подобной соколовской ( в смысле отношений, конечно, а не расчлененки) не столкнуться нельзя.
У нас в универе таких было - пачками. В харизматичных преподов 40-60 лет юные интеллигентные студентки влюблялись вагонами и целыми поездами.
Ибо юность, гормоны, максимализм, театр, разговоры о вечном на крышах, поэтические сборища, центр Петербурга бьет по мозгам достоевско-бродско-ахматовской романтикой - а тут строгий мужчина с властными голосом, страстно вещающий о Еврипиде, Кьеркегоре или экономике Древней Руси. Такой немножко в футляре, с лермонтовской грустинкой в глазах и синяками на душе.
Причем у мужчины этого обычно есть научные публикации и книги, свое жилье, авто и кое-какие деньги.
Куда до таких преподов прыщавым однокурсникам, живущим с мамой, наскребающим на пиво и вымаливающим тройбан у того же препода?
Влюблялись до суицидов, романы крутили, несколько браков даже состоялось, и конкуренция между студентками была.
А тут Соколов с Франциями, балами, и хрустами французской булки - даже не сомневаюсь, что от него у кучи студенток крышу сносило.
P. S. Траханье с камышами и пивом у нас любовью никто не считал, кстати, над таким с легким белопальтовым презрением смеялись - мол, удел это плебеев с рабочих окраин, эрмитажей не нюхавших.
Любовь должна была быть непременно с философскими диспутами, интеллектуальными оргазмами, налетом трагичности и непонятности. Чтоб как у Тэффи - она медленно уходила в тающую в осенней листве дымку Летнего сада, а он горько кусал губы позади, но ничего уже было не изменить.