Этот шедевр от @Убитый Патрокл должен быть здесь!!! 
Жена-и-мать (совершенно никому из пациентов форума не посвящается)
__________
Жена-и-мать
- Папа, а когда мы уже убьём маму?
Ядвига внимательно смотрела на отца, который сидел, сгорбившись, над клеёнкой в прорехах и липких пятнах, старательно завязывая бантик на подарке.
- Да, пап, когда? – Фимка, подтянув косолапые ножки, отвлёкся от смартфона, услышав заветное слово «убьём».
Мужчина вздохнул. Он обещал детям сделать это, но постоянно оттягивал момент. И дело было не только в том, что по жизни он был довольно апатичен, и, если бы не серьёзные причины, никогда не решился бы на такой шаг, как убийство жены-и-матери. Он слишком беспокоился за детей, и, хотя Ядвига (которая с детства не позволяла сокращать её имя) уже приближалась к 16-летию, а Фимка уже перешёл аж в 6 класс, этого было мало, слишком мало… Они ещё не готовы жить вдвоём, тёща едва ли захочет расстаться с любимой квартирой в Санкт-Петербурге, чтобы воспитывать детей, а его мама… А мама вряд ли захочет с ним даже разговаривать.
Алексею очень хотелось дождаться совершеннолетия Ядвиги, чтобы спокойно оставить её и Фимку. Она бы справилась – постоянный уход за женой-и-матерью очень рано сформировал из неё маленькую хозяйственную и ответственную женщину, так что оставить ей квартиру и хозяйство он мог смело. Были у него и кое-какие деньги на счету, о котором супруга каким-то невероятным, невозможным чудом не узнала. Конечно, кое-что приходилось снимать – обычно в преддверии праздников, вот как сейчас – и тратить, но Ядвиге хватило бы, пока она не закончила бы учёбу, ну а там… а там, будем надеяться, всё у неё было бы хорошо.
Была и другая причина, по которой Алексей не торопился убивать жену-и-мать, но пока он не знал, как объявить это детям. Не то что бы он стыдился – в их семье стыдиться принято не было, и это была заслуга жены-и-матери. Она никогда и никого не стеснялась, могла спокойно пройти по улице совершенно голой, даже кокетливо поглядывая по сторонам: смотрят ли на неё с вожделением? Она и при детях постоянно ходила голой, несмотря на то, что Фимке было неловко, неприятно рядом с ней. Пыталась привлечь к этому и мужа, но это был редкий случай, когда Алексей смог отказаться наотрез, сославшись на то, что если его посадят, некому будет содержать семью. Поворчав, такой аргумент жена-и-мать не принять не смогла.
С одной стороны, убивать её было рано… С другой стороны, и тянуть дальше было некуда. Если Фимка – то ли в силу возраста, то ли в силу характера – был поспокойнее, то Ядвига уже входила в возраст и всё сильнее сопротивлялась тому, что ждёт её дома. Жена-и-мать чувствовала это и беспокоилась. Она старалась контролировать всё, чем занимается дочь, безжалостно обрезала малейшие ростки её увлечений – карате, танцы, рукоделие. Со скрипом разрешила только кулинарию, поскольку была весьма охоча до разных деликатесов, особенно тех, что готовила не сама.
Готовить жена-и-мать не умела, и когда на неё нападала хозяйственная нотка, семейство с тоской предвкушало несъедобные, испорченные обеды. Творог в них соседствовал с тунцом, гусь попадал в духовку немытый, невыпотрошенный, котлеты были вечно то пересолены, то переперчены. Когда Ядвига подросла, она добровольно вызвалась готовить, чтобы избавить семью от этих мучений, а жена-и-мать и не возражала. Так у неё появилось больше времени на отдых, как она выражалась, но теперь-то Алексей знал, что она готовилась к очередному циклу размножения.
- Пап?.. – Ядвига ожидала ответа, стоя в дверном проёме. На её худеньком личике удивительным образом соединились два выражение: привычное выражение угодливости и забитости вдруг потеснилось решительным и жёстким, готовым к действию.
Как же объяснить детям, что пока ещё не время, хотя они, безусловно, были правы?
- Алексис, принеси мне что-нибудь вкуууууусненькое!
Казалось бы, привычное бульканье из спальни заставило пальцы дрогнуть, так что ленточки на подарке распались, так и не сложившись в аккуратный бант. Ядвига выразительно посмотрела на отца, давая понять, что разговор не закончен, и ушла в комнату, которую делила с братом. Одна из комнат досталась детям, во второй бесконечно царила жена-и-мать, а третья запиралась на ключ, и Ядвиге с Фимой доступ туда был строго запрещён.
Алексей, не осознавая, что на его лице, в отличие от лица дочери, сейчас только тоска и отвращение, поднялся. Привычно сутулясь, он направился к спальне. Остановившись у дверей, он бессознательно вдохнул чистый воздух, и вошёл.
В спальне жены-и-матери почти не было мебели, только покосившийся шкаф почему-то не был ещё вынесен на помойку. Плотные занавески надёжно закрывали доступ свету – никто не могу угадать, когда жене-и-матери захочется вздремнуть. Супруга предпочитала ютиться в горе тряпья, местами полуистлевшего, местами совсем нового, только вынутого из упаковки и ещё державшего острые полиэстеровые складки. Она свила себе подобие гнезда, из которого сама же с трудом выбиралась, смешно барахтаясь, размахивая короткими толстыми ногами, с хлюпаньем пытаясь вытащить из текстильного плена необъятный афедрон. Смеяться при этом семейству не полагалось. Если же вдруг кто-то позволял себе хотя бы самый тихий смешок, жена-и-мать немедленно обижалась, с тем же омерзительным хлюпаньем плюхалась обратно в подгнивший, обильно залитый слюнями и гноем ком белья и начинала тоненько-тоненько выть.
Это было наказание не только для всей семьи, но и для соседей. Они не слышали вой в буквально смысле, но воспринимали его, как дельфины – ультразвук, морщились, глотали таблетки от головной боли и списывали всё на магнитные бури. Однако об истинном источнике проблемы не подозревали. Семью же этот вой сшибал в буквальном смысле слова – от него и Алексей, и дети просто падали на пол и корчились, пока невыносимая головная боль не заставляла их вырубиться. К тому моменту жена-и-мать обычно успевала сползать на кухню, оставляя за собой склизкий след, насытиться всем, что можно было найти в холодильнике, а иногда и вызвать бесконтактную доставку еды, если в холодильнике её было мало. Её никогда особенно не интересовало, есть ли у детей завтрак, а у мужа – «ссобойка», а теперь, в период размножения, она и вовсе перестала об этом беспокоиться.
Алексей смотрел на супругу с неизбывной тоской. Она была похожа на огромную кучу теста, кое-где покрытого бородавками. О наличии головы можно было догадаться скорее по клочьям ярких наращённых волос и ядовитой помаде, которую супруга тщательно и регулярно наносила на то, что у женщин называется лицом. Впрочем, против этого никто не возражал – так семье было проще понять, в какое место кормить жену-и-мать. Остальное обычно протиралось губками раз в день, этим занимались Алексей и Ядвига. Фимку от этого всё-таки берегли. Ядвига, несмотря на то, что брата не просила и не очень-то любила, всё же относилась к нему с теплотой. Может, потому, что они были втроём в этой поганой лодке, и она понимала, что Фима себе тоже такой жизни не просил.
- Ааааалексис, я голодная! – пробулькала жена-и-мать. Алексей глянул мельком на её заострившиеся соски на той паре складок, что когда-то была грудью, и поморщился: опять смотрела в инстаграме на мужчин, которых считала красавцами. Он совершенно не ревновал, но боялся, что из-за этого в ней проснётся ещё и похоть, а что будет тогда… Его аж передёрнуло.
Алексей не хотел, чтобы дети думали, что он добровольно решил «подарить» им ещё братика или сестричку. К чёртовой матери такое счастье! Но как объяснить пусть рано повзрослевшим, но детям, что он вовсе не участвовал в зачатии? Точнее, участвовал, но…
- Что тебе принести, милая? – равнодушно, без малейшей капли ласки, спросил он.
Существо на миг задумалось.
- Мм… хочу два больших бургера, большую картошку… нет, две картошки, четыре сырных соуса, два чесночных. И самое большое мороженое! Не забывай, - хихикнула жена-и-мать, - я теперь ем за двоих!
В подтверждение своих слов она любовно погладила какую-то из складок жира. Возможно, младенец таился и под ней, тут не разберёшь. Хотя вряд ли, потому что срок был ещё слишком мал, просто в период размножения жена-и-мать ныряла в максимально комфортный режим жизни с головой, и хотела, чтобы другие не забывали, какую ценную функцию она выполняет.
Алексей кивнул и вышел из комнаты, с облегчением вдохнув свежий воздух. Март наступил лишь недавно, и супруга, мерзлячка, запрещала открывать окна в своей комнате. При этом она любила кутаться в объёмные вязаные вещи до пота, добавляя немного смрада в палитру разнообразных запахов своей спальни.
На кухне Алексей привычно извлёк из холодильника объёмный пакет – зная жену-и-мать, он заказал всё заранее в нескольких экземплярах – и, вынув мороженое, запихнул остальное в микроволновку. Фима даже не сдвинулся с места, продолжая залипать в книгу на смартфоне. Именно в книгу – в отличие от своих сверстников, он не был фанатом игр, не вкачивал персонажий в Genshin Impact, не рубил монстров за компьютером.
Нужны ли монстры в компьютере тому, у кого свой монстр дома?
Фима всё время читал, и это пугало Алексея. Какие мысли таились в этой маленькой пушистой голове с длинными волосами (жена-и-мать, мечтая вырастить если не из мужа, то хотя бы из невысокого пухлощёкого сына скандинавского викинга с обложки любовного романа, запрещала его стричь)? Готов ли он к убийству матери? Что с ним будет после этого?
С Ядвигой было проще. Он до сих пор помнил день, когда они возвращались из парка аттракционов, куда он водил маленькую Ядю (нет, всегда – Ядвигу, с самых малых лет – только Ядвигу). Больше всего его дочь увлекло нехитрое развлечение – лупцевание механических кротов резиновым молотком по выскакивающим бошкам. Ядвига попадала не всегда, но очень старалась. Они провели у аттракциона минут сорок.
И вот они шли, держась за ручку, Алексей пребывал в недолгом состоянии спокойствия и довольства. Хотя он отдал бы всё, чтобы не спать тогда по пьяни с будущей женой-и-матерью, Ядвига… она дорогого стоила.
- Вот так я сделаю с мамой, - сообщила девочка спокойно, как отмечала различные явления природы: вот дождик, а вот троллейбус.
- Что? – переспросил Алексей.
- С мамой. Я ее ударю как крота, и мы будем жить вдвоём, да, папа?
Лучше всего Алексей помнил то, что первым его чувством был не ужас: как же, ребёнок ненавидит свою маму, а радость от услышанной прекрасной идеи.
Словно почувствовав его мысли, Ядвига снова тихо появилась в дверном проёме. Все они, кроме кривоногого и от этого нескладного Фимы, в совершенстве овладели искусством тихого перемещения. Малейший скрип расшатанной половицы – и жена-и-мать зовёт, требует, хочет то есть, то пить, то новое платье, то чтоб кто-то сделал её фото из Инстаграма.
Пожалуй, еда и Инстаграм были основными радостями её жизни. Алексей временами задумывался, какой же она видит себя там, если всё, что попадало в кадр, даже в лучшие времена было исключительно дряблым и запущенным, как заросшая могила на деревенском кладбище.
Это ж надо было тогда так напиться!
Если б не мама строго воспитания, которая требовала от сына ответственности: сделал ребёнка – женись! (хотя невестку ненавидела всей душой, возможно, чувствуя её подлинную природу) – может, ничего бы этого и не было…
Алексей по-прежнему не был готов ответить на простой и страшный вопрос: «Когда мы убьём маму?» Он смотрел на Ядвигу и думал о том, что ему ещё столько нужно рассказать дочери и сыну. О том, как много демонов – да демонов ли? Или просто паразитов, грибков, каких-то странных, но совсем не мистических существ – живёт вокруг. Они удачно притворяются людьми, пусть не самыми лучшими, даже довольно некрасивыми и неприятными, но в какой-то момент обнаруживаешь, что ты – против своей воли, против здравого смысла – связан с этим существом навсегда.
И это не просто красивые слова. Вскоре после того, как Фиме исполнилось три года, Алексей, проснувшись, обнаружил в боку трубку. Поначалу она показалась ему просто ниткой, но никак не желала ни отрываться, ни отлепляться. И, словно следуя совету Ариадны, Алексей дошёл до конца нити, который скрывался где-то в складках жены-и-матери.
Он пытался разрезать эту нить – но испытал такую невероятную боль, что лучше было умереть, чем попробовать ещё раз. А нить росла, росла, утолщалась, пока не превратилась в трубочку диаметром с обычную шариковую ручку.
Трубочка при этом демонстрировала самые удивительные свойства – когда Алексею надо было уходить на работу, она снова становилась тоньше, и иногда казалось, что она исчезла вообще. Она растягивалась до бесконечности, когда Алексей уезжал на съёмки… Но и в эти моменты легко, но настойчиво потягивала бок. Чтобы Алексей не забывал, куда надо возвращаться. В дом. К жене-и-матери. Обслуживать. Кормить. Обтирать губкой. Подтирать тряпкой потёки гноя, которые подбирались к выходу в коридор.
Не довольствуясь едой, новой одеждой, дорогими игрушками, которые Алексей приносил жене-и-матери, она кормилась через трубочку его жизнью. Но и она… она тоже что-то перекачивала через неё прямо в его организм. Так, что иногда ему даже казалось, что они совершенно нормальная семья, что всё у них, слава богу, хорошо, и служить жене-и-матери – это очень приятно. И её третий ребёнок появился совершенно точно не от их осознанного акта любви – проклятая трубочка проросла, куда нужно, и всё решилось без его участия…
Алексей сам не знал, откуда, но знал точно, что даже если он сойдёт с ума и решится ещё раз испытать тот ужас боли, в который окунулся, пытаясь перерезать трубочку в первый раз, он умрёт сам. Не от боли, так от разрыва связи с женой-и-матерью. Потому что когда-то он сделал неправильный выбор, не увидел паразита в некрасивом человеческом теле, был слишком пьян, слишком молод и слишком глуп – и поплатился за это.
Когда он и дети убьют жену-и-мать, умрёт и он сам. Он не слишком этого боялся (хотя, как и любое живое существо, умирать бессознательно не хотел). Что будет с детьми – вот главный вопрос, который его беспокоил. И ещё – Алексей знал, что Ядвига, не задумываясь, раскроит жене-и-матери череп топором. Но решится ли она на это, зная, что прикончит и отца?
- Аааааалексис! – вновь послышался тягучий голос из комнаты. – Ну ты долго там?
Алексей спохватился и достал из микроволновки разогретый пакет. Небрежно выбросил его содержимое на поднос для кормления с высокими бортиками – соломинки картошки разлетелись по красной пластмассе – и отправился в спальню. Ядвига посторонилась, давая ему пройти, и он чувствовал её ожидание. Его ответ на вопрос, вот что интересовало дочь.
Он прошёл в спальню супруги – из комка белья уже тянулись жирные короткие ручонки с пухлыми нечистыми пальцами, украшенными дорогим маникюром. Жена-и-мать довольно захрюкала, принимая поднос, и сразу же, схватив бургер, целиком запихнула его в рот, роняя крошки и чавкая. Её способность открывать рот едва ли не на 180 градусов, удивляла и больше пугала Алексея: он не знал, на что ещё способен этот удивительный паразит.
- Омномном, - сказало существо из тряпок. – Омнономном!
Мужчина знал, что это значит. Привычным движением он сделал несколько снимков на айфон супругп, сунул обратно, стараясь не прикоснуться к липким пальчикам. Еду она проглотит за три минуты, ещё и поднос оближет, зато потом полчаса будет выбирать фильтры для фото и столько же – ожидать лайков к нему, так что где-то час у семьи будет на свои дела. Он, наконец, сможет поговорить с дочерью.
Если только найдёт, что ей сказать.
Он направился было к выходу, как вдруг бульканье возобновилось:
- Алексисссс…
Алексей обернулся, втайне надеясь, что супруга подавилась бургером и задыхается. Но она никогда не давилась едой.
- Подарочки, Алексиссс, подарочки… Для кисы… Для муры…. Подхххааарочччщщкииии…
- Готовим, готовим, - кивнул Алексей. – И я готовлю, и Ядвига, и Фима…
- Ххххорошоооо… Пххходарочщщщкхи – хорошооооо… - расширила пасть супруга, что должно было означать улыбку, и снова занялась едой.
Приближалось 8 марта. Праздники жена-и-мать чувствовала очень тонко, очень переживала за то, что ей подарят и требовала подношений от всей семьи. Получив гору свёртков, она, урча, раздирала упаковку, иногда, увлекаясь, и жевала её, и фотографировала-фотографировала-бесконечно фотографировала полученное. В этот день, можно сказать, у Алексея и детей был выходной. Тоже своего рода праздник.
Мужчина сел за стол, вспомнив, чем он занимался до кормёжки, и снова взялся за непослушные ленточки, чувствуя тяжёлый взгляд дочери. Наконец, не выдержав, он поднял голову.
- Видишь ли, Ядвига… Ты точно к этому готова?
- Да! – не задумываясь, ответила дочь.
- А ты, Фима?
Сын оторвал взгляд от телефона и посмотрел на отца. Глаза его были затуманены, взгляд растерян.
- Я… ну да, я, наверное…
- Я хочу, чтобы вы поняли – мы не сможем провернуть фарш назад. Когда мы это сделаем… Ядвига, Фима, вы уже взрослые и понимаете, что я тоже… - «умру», хотел сказать он, но не смог. – Что я тоже… исчезну. Сяду в тюрьму, и меня с вами не будет.
Ядвига грустно посмотрела на него.
- Пап, мы не хотим, чтобы ты садился в тюрьму. Мы обязательно спрячем всё так, чтобы никто ничего не нашёл! И скажем, что мама уехала на съёмки в Сочи, заранее купим билет…
Фима молчал, и от его молчания Алексею становилось ещё более не по себе, чем от жестокости дочери, которая была готова рискнуть им, чтобы избавиться от жены-и-матери.
- Я не знаю, - наконец, тихо промолвил сын, сжавшись в комок и став ещё меньше. – Может, и не надо убивать? Она иногда хорошая…
Жена-и-мать действительно выделяла младшего в семье. Она иногда затаскивала его в своё гнездо, тискала, целовала, не забывая делать снимки. Даже иногда подкармливала кусками (не самыми лучшими) из своего обильного рациона, словно… словно готовила его на замену…
Алексей с ужасом понял, что он может потерять сына. Если ничего не предпринять, рано или поздно жена-и-мать высосет из него всё, оставит пустую оболочку, запихнёт в запертую комнату, где хранились её тряпки, игрушки, новенькие телефоны – всё пряталось от детей, только бы невзначай не поделиться. И примется за Фимку.
И Алексей понял ещё кое-что: сейчас или никогда. Тонкая, но бесконечно крепкая трубка, которая перекачивала его жизненные соки в жену, никогда не разорвётся, она будет расти и крепнуть. Он никогда не расскажет детям про паразитов и не объяснит, что он не хотел, правда не хотел… Его жизнь уже сейчас ничего не стоит и единственное, что он может сделать – попытаться спасти детей.
- Ядвига, - сказал мужчина окрепшим голосом, таким, каким не говорил, пожалуй, со дня свадьбы. Со стены на него как раз с одобрением смотрел он сам – в свадебном костюме, под руку с огромноротой квашнёй, которая тогда ещё передвигалась на своих ножках…
- Ядвига, у тебя ведь записаны номера бабушки Оли, - назвал он имя тёщи, и запнулся. – И… бабушки Наташи?
- Да, пап.
- Если… если со мной всё-таки что-то случится, сразу позвони им. Попроси приехать. Будь молодцом и береги Фимку, хорошо?
- Да, пап, - ответила дочь дрогнувшим голосом. Она вдруг поняла, что мечты скоро станут реальностью. И вся жизнь изменится раз и навсегда.
- Держи молоток. А ты, Фимка, возьми вот топорик для мяса, тебе как раз по руке. А я возьму вот этот ножик. Ну, как славно. Идёмте.
Фимка слез с табуретки и со страхом – но и надеждой – посмотрел на отца.
- Пап, мы идём?..
- Да, сынок. Мы идём делать маме подарочки.
.
истерика! 
