Eзуитские штучки
Сиятельная мещанка Крынска потеряла всяческий покой, сон и даже несколько умерила свой всегда отменный аппетит, не было радости душе, зудело и обильное тело тискательной. И было от чего, щекотливое положение барыни продолжало теснить и колоться, заставляя сиятельную несервильно почесываться и непроизвольно подергиваться. Полустатский советник Курицын в крайний раз явился из Священного Синода в крайне взвинченном состоянии и, несмотря на то, что было получено согласие на развенчание, отчего –то не явил барыне свидетельства о развенчании и не назначил день свадьбы.
До крайности урезанные расходы на хозяйство давно вызывали самые черные и, увы, небеспочвенные подозрения Крынской о том, что свидетельство о разводе было получено ценой утраты не только имения в Гишпании. Опасаясь, как бы невенчанного мужа до свадьбы не хватил удар, сиятельная остерегалась задавать прямые вопросы. Однако, положение складывалось решительно невозможное. Анонсировав в «Московских ведомостях» свадебные торжества в марте месяце и немало похлопотав, чтобы перенести коммюнике на конец июня, барыня все еще не могла разослать заветные пригласительные карточки, слегка зажелтевшиеся от долгого лежания на камине. Незримый, но вполне осязаемый, где-то далеко покатывался со смеху свет. Надо было действовать.
Спасать положение легче всего было проторенной дорожкой, поэтому, не застегнув домашнего капота, который давно уже не сходился на могутной спине барыни лопнувшей шнуровкой, сиятельная уселась за бювар писать эпистолы. Но щекотливое положение продолжало зудеть и колоться, свет не интересовали попытки барыни высадить под окнами нумеров кусты чертополоха для услаждения взора. Далек от фурора остался и вояж Крынски в северную столицу, где проходила выездная сессия попечителей приюта Всех Скорбящих, куда барыня через верного фершала добыла билет. Более того, будуары дам блистательно света обошли забавные карточки и даже движущиеся картины, на которых Крынска, злоупотребив изобилием мероприятия, крайне двусмысленно почивала в объятиях неизвестного господина, не обремененного даже обязательными бакенбардами. А уж хулительные высказывания известного фрондера Бенидиктова хотелось просто забыть.
Заламывая дебелые руки с неровно обгрызенными ногтями, Крынска внезапно наткнулась на мирно почивающего в траченном молью кресле Курицына. Волевым пинком, отвешенным ни в чем не повинному креслу, сиятельная вырвала невенчанного супруга из объятий Морфея. От неожиданности пустив злого духа в подушки кресла, полустатский проснулся и воззрился на свою избранницу. Судьба всегда была милостива к советнику, утратив в дилижансе пенсне со сложными стеклами и не имея возможности заказать новые, Курицын обходился спроворенными из бутылочных донышек очками, поэтому Крынска казалась ему весьма миловидной. Невенчанная жена потребовала немедленного выхода в свет.
Паче всего желая вернуться в родное кресло, Курицын обещал немедленно вывести барыню в свет. Увы, значимые балы и собрания шумели по всей Москве и окрестностям, но карточек с приглашениями советнику не приносили. Вспомнив былых однополчан –соратников войны 1812 года, Курицын отослал с коридорным несколько записочек и не ошибся. На Руси уважают возраст, и итогом стало приглашение на отчетное собрание почетных членов общества инвалидов войны с Наполеоном и заветные пригласительные были вручены Крынской.
Удрученная вечно пустым подносом в прихожей, Крынска даже не посмотрела в доставленные карточки и споро начала собираться, наказав половому прислать швею починить подъеденное молью платье барыни, которое все еще милосердно вмещало в себя изрядные телеса тискательной. В назначенный час немолодая чета явилась на собрание и с недоумением окинула взорами пустую залу. Увы, выпав из светской жизни, тискательная чета не знала, что подобные собрания посещают исключительно проигравшиеся в карты дворянчики с целью похлебать щей за счет дам- благотворительниц.
Деваться было некуда, поэтому невенчанные супруги уселись за предложенный столик и весело начали трапезничать. Помня былые заслуги Курицына, милосердные дамы позволили советнику произнести благодарственную речь. По желудку советника растекалась благодатная сытость, поэтому речь была особо сонлива и несвязна. Осчастливленная долгожданным выходом в свет Крынска торопливо перебегала от столика к столику, надеясь найти хоть кого-то, кто согласится побеседовать с ней о погоде, грядущей где-то далеко свадьбе или просто того, кто не убежит при виде барыни.
Раскрасневшись от азарта и предвкушая светский успех, Крынска потеряла счет времени, поэтому была несколько раздражена, когда нахлебавшийся благотворительных щей Курицын мягко, но настойчиво повлек спутницу к выходу. Вернувшись в нумера, советник немедленно отправился спать, а разгоряченная ручными напитками барыня, не скинув теснившего платья, немедленно уселась за бювар.
Крынска слала эпистолы всем, даже тем, кого она не знала. О том, как прекрасно была принята речь Курицына на собрании и всего три старичка- генерала заснули, не дождавшись окончания. О том, как Крынска отошлет подробную эпистолу в Московские ведомости и все глашатаи оповестят свет о рождении шедевра. Не затрудняясь подробностями, Крынска строчила все, что приходило на ум, только бы свет вновь не задал свой богомерзкий вопрос о дате свадьбы.
Разослав все эпистолы, Крынска привычно призвала коридорного, имеющего обыкновение являться в забавных панталонах, обшитых клетчатым сукном на афедроне. Привыкший к запросам барыни малый, не дожидаясь кокетливых просьб, сразу принес тискательной четверть самогона, присланного ему из родного села. Употребив дар по назначению и с трудом рассупонив корсет, сиятельная мещанка отправилась почивать, грезя о богатой свадьбе, фуроре статьи в Московских ведомостях и новом салопе, который сойдется на властном теле.
В плесневелой светелке, раскинувшись на узкой кроватке, мирно почивала сиятельная мещанка Крынска и молодой летний месяц серебрил ниточку слюны на ее щеке. В соседней светелке под шум нечистотной трубы привычно испускал газы полустатский советник Курицын. На людской половине коридорный писал слезное письмо в родную деревню, моля прислать еще самогону, потому как только заветная четверть избавляла его от ежеминутного вызова к Крынске. Где-то в стороне надорвавшийся от смеха свет пытался соблюсти приличия и не очень громко хохотать при виде колоритной пары невенчанных щекотливых супругов.