Eзуитские штучки
Не только в московских, но в некоторых будуарах Санкт –Петербурга, не говоря уже о провинциальных губерниях Прибалтийских, не стихал шелест сплетен. Но посудачить было о чем – уже семь лет проживающая с полустатским советником в нумерах под видом троюродной сестры Крынска собралась за Курицына замуж. Свет недоумевал, сомневался и в кокетливой усмешке вздергивал бровки, искренне не понимая, для чего престарелому советнику нужен этот сомнительный брак. Получение развенчального свидетельства пробило изрядную брешь в состоянии Курицына, здоровье его пошатнулось после увлечения транспортными колесными средствами и дорогими винами, выдержанными из серого гороха в известных губерниях. Свет не доверял.
Тем не менее, сие было правдой. Однажды, страдая перед послеобеденным сном от подагры и тяжелой печени, советник легкомысленно оставил незапертым бювар со своими бумагами. Естественно, пока советник почивал под уютный шум сточной трубы, Крынска решительно и очень ловко провела ревизию бювара полустатского. Перлюстрация дала дивный результат – в короткие цепкие пальчики Крынски попало заветное свидетельство о развенчании Курицына, тщательно скрываемое последним от сиятельной мещанки. Не сдержав копившейся семь лет в груди радости, барыня издала победный клич. Звуковой резонанс разнесся по окрестностям, от чего половой в соседнем трактире с испугу уронил поднос с селянкой и гурьевской кашей, в соседних нумерах лопнуло несколько оконных стекол, а постояльцы Приюта всех Скорбящих зашлись во внеочередной истерике.
От какофонии звуков под трубой с нечистотами начал просыпаться Курицын. Громко свистя коленкоровыми юбками, украшенными кокетливыми вишенками, барыня влетела в светелку советника и, тщательно артикулируя для пущего понимания ее слов и слегка брызгая слюной, насела на полустатского. Не проснувшийся до конца Курицын сквозь сонное марево улавливал знакомые слова «сука-блядь-говно», «заебись», «старая потаскуха», «признание брака», «абырвалг» и «москвошвея». Чтобы прекратить этот словесный поток и вернуться в мягкие объятия Морфея, советник, не надевая вставной челюсти, миролюбиво прошепелявил «конечно, Зюка» и смежил очи. По пробуждении, однако, зеницы пришлось отторгнуть.
Выйдя в домашнем шлафроке к ужину, советник обнаружил в столовой необычайно оживленную Крынску. Сиятельная попеременно пыталась распеваться гаммами, подыгрывая себе на ложках, декламировала пестрящие скверными словами вирши и принимала томные позы, завернувшись в сорванную с окна тюлевую занавеску. Привычно усевшись на свое место и приняв из рук лакея тарелку с овсяным киселем, Курицын меланхолично начал вечернюю трапезу. Но невыносимый галдеж скверно влиял на пищеварительные процессы и решительно не позволял полустатскому чинно принимать пищу. Пытаясь хоть как-то прекратить царящие непотребства, Курицын осведомился у мещанки о причинах такого буйства. «Мы женимся, старый черт!», с непривычным лаконизмом отрубила Крынска, торжествующе подсунув уходящему в прошлое кузену под нос свидетельство о развенчании.
Дурно выспавшийся и отчаянно алкающий нормального завершения трапезы советник нервно подавился киселем, но смог только выдать отчаявшимся фальцетом короткое «делай как знаешь, Зюка, только не галди». С торжествующим воплем сиятельная под свист своих юбок вылетела из нумеров. Впереди предстояло столько дел! Заказать свадебный ужин в соседнем трактире, где половые уже устали плевать в суп барыне и отчаялись получить хоть копейку чаевых. Забежать к местной модистке, давно отказавшейся перелицовывать платья барыни, выуженные из пожертвований Дому всех Скорбящих, и уломать ее справить из умыкнутой в нумерах тюлевой занавески подходящее случаю платье. Продумать, как избежать неминуемого позора, обвенчавшись с кузеном, родство с которым было признано только некоторыми странами.
Добившись вожделенной тишины, Курицын с аппетитом дохлебал кисель, переоделся в домашний халат и уютно уселся перед камином. Пляшущие языки пламени время от времени высвечивали густо увешанные паутиной углы нумеров и ряд пустующих стульев, расставленных за спиной любимого кресла советника. Полустатский был умиротворен и доволен, на ближайший месяц он был избавлен от эскапад мещанки, тщательно готовящей брачевание и свадебные торжества. Можно было мирно почивать под нечистотной трубой, покачиваться в кресле у камина и перебирать желтые, хрупкие от времени газеты, повествующие о достижениях великого мужа. В нумерах воцарилось полное единение будущих супругов, однако, шелест в будуарах слегка нервировал. Достойная чета бывших непризнанных некоторыми странами родственников и будущих супругов готовилась к торжествам.