Александр нервно расхаживал взад-вперед по коридору, по голень утопая в персидских коврах. Уже два часа Эльвира не пускала его в спальню, а Александр стремился выполнить долг супруга в кратчайшие сроки. Промедление в данном случае было смерти подобно и попирало все естественные законы природы. Александр же не имел привычки противиться природе. Граф завернул за угол и, быстро справив естественную нужду в так и просившуюся для этих целей китайскую вазу, испустил вздох облегчения. Но теперь, когда с одним зовом природы было покончено до поры, другой трубный зов, тем не менее, заклокотал в нем с утроенной силой. Молодой супруг в сердцах, но сохраняя деликатность, испробовал сапогом разделяющее их препятствие – бесчувственную дубовую дверь. Услышав испуганный вздох Эльвиры и грохот, очевидно, посыпавшихся на пол туалетных принадлежностей наперебой с мелодичными аккордами оконных рам, Александр убедился, что обратил на себя должное внимание и ласково проворковал в замочную скважину:
- Любовь моя, я томлюсь, как мотылек пред источником огня, заключенным в холодный стеклянный саркофаг. Как тигр в клетке, почуявший ягненка на зеленом пастбище за рекой. Как пчела пред цветком. Как эта славная рыбина в период нереста… как бишь ее. Черт возьми, Эльвира! Сжалитесь вы надо мной или нет! Предупреждаю, мое терпение вот-вот прорвет все преграды! Видит Бог, оно велико, но не терпит кокетства!
Эльвира окинула свое отражение в трюмо критическим взглядом. Кажется, все было идеально. Ея вороные локоны лоснящимися французскими колбасками спадали на плечи. Грудь, не знавшая щетинистых ласк, соблазнительными булочками из муки высочайшего сорта перекатывалась при дыхании, украшая корсет цвета слоновой кости ( Роковой оттенок, отчего-то подумала Эльвира, но отмахнулась от этих суеверий). Корсет верой и правдой служил Эльвире с самого утра, сохраняя ее девичью талию. Феофания , потея и фыркая, основательно потрудилась над шнурками . И до самого вечера ее надежная броня ни на дюйм не сдала своих позиций. Эльвира только недавно пришла в себя от очередного обморока вследствие недостатка кислорода. Кажется, ее пробудил утробный вой супруга. Эльвира наспех выудлила пудреницу из беспорядочной кучи ее маленьких женских секретов, сгрудившихся на полу (очевидно, она только что нечаянно смахнула их при пробуждении, но размышлять об этом было некогда, да и размышления еще давались ей с трудом) и сдобрила все обозримые части тела еще одним слоем бархатистой субстанции. Она еще немного полюбовалась представшей картиной, но захваченная врасплох каким-то соображением, снова нырнула под трюмо. Распрямившись, Эльвира наугад шлепнула мушку на правую грудь. Кажется, теперь она была довольна ансамблем своих прелестей. Девушка крепко завязала под грудью тончайший кремовый пеньюар, чтобы не портить представление нечаянно распахнувшимся занавесом, потом затолкала баночки, кисти и флаконы под кровать и на крыльях любви полетела отпирать многострадальному супругу.
Александр ворвался в спальни, как бык, вожделеющий схватки с тореадором. Кажется, он так и продолжал бы накручивать круги по комнате, перепрыгивая через кресла и топча кровать до самого утра, кабы Эльвира не выдала свое местонахождение смущенным покашливанием. На самом деле, их первая ночь рисковала стать последней, когда Александр, ликуя от павших меж ними препятствий, чуть не впечатал юную жену в стену дубовой дверью.
- О горе мне! – воскликнул горячий супруг. – Я чуть не раздавил свое счастье собственными руками!
С этими словами он заключил Эльвиру в не менее весомые объятия.
Его руки страстно прошлись по Эльвириной спине и пониже спины с гусарской деликатностью. Эльвира почувствовала, как пальца жениха, живущие словно своей собственной жизнью, пока рот Александра был полон ее грудей, пытались пробиться сквозь шелк пеньюара к сакральному отверстию. Но совсем не туда, куда Эльвира уже снаряжала экспедицию слоновой расческой! Эльвира смущенно поджала ягодицы. Александр же, казалось, нисколько не смутился этой оплошностью, а вместо этого занялся шнурками корсета.
Девушка чувствовала, как гульфик супруга трепетал, словно котелок на огне, содержимое которого уже давно просилось быть поданным к столу. А в данном случае – прямиком в супницу Эльвириной страсти. От этого волнующего соседства ее чаша сладострастия стала нагреваться в ответ пульсирующим вожделением.
Эльвира смущенно приспустила панталоны. Александр испустил сладостный вопль и припал на одно колено, собираясь отведать ее пышущую жаром, словно сдобный пирог, только что выпрыгнувший из печи, женскую начинку, минуя светские манеры и столовые приборы. Эльвира томно закатила глаза, приготовившись к позорному наслаждению, но Александр неожиданно отпрянул от нее, сел и энергично задвигал задом, помогая себе руками в попытках отползти подальше, продираясь сквозь богатый ворс ковровых покрытий. Глаза его округлились от ужаса.
- Чертовы половички! – в сердцах закричал супруг, вздымая руки, полные выдранных в нервном возбуждении клочков шерсти. – Эльвира! Что это, черт возьми, такое, Эльвира!
Девушка замерла в немом оцепенении, наблюдая за обезумевшим супругом, который, терзая свои уши, казалось, не мог оторвать взгляд от ее оголенной плоти. Эльвира толком не знала, расценивать ли эти жесты как проявление страсти, а потому постояла так еще некоторое время, пока Александр не отвернулся от нее и стоя на четвереньках, принялся терзать дорогой персидский ковер зубами. Тогда она, наконец, залившись краской и слезами, стыдливо натянула панталоны до самых ребер.
