Обняв трогательно сочувствующего мне пса, я заснула, и спала аж до полудня. Пробуждение было тягостным. Никакие из интересующих меня телефонных номеров не отвечали. Я поняла, что сильно нуждаюсь в моральной поддержке и вызвала друга Серёгу. Верный друг Серёга примчался с утешительными сладостями и наркотическими семечками – знает, как меня нейтрализовать! – и пару часов мы, сидя на кухне, ругательски ругали этих гадких бесчувственных детей, отгоняя ужасные мысли. Позвонила сестра, сообщив, что её сынок уже давно вернулся и сладко спит – за эту несвоевременную бестактную новость я на неё нагавкала и бросила трубку.
В полтретьего раздался звонок в дверь. На минуту мы с Серёгой окаменели, глядя друг другу в глаза, потом я рванула в коридор, приговаривая: «Ипполит, только держи себя в руках!»
На пороге стояла дочь. Одна. Бледная, совершенно опухшая, мокрая, мятая и даже в половину меньше ростом. Мои расплавившиеся сырные мозги резал тупой нож грязных подозрений: «Пьяная – и не только – и где ночевала – и с кем – и как – и что теперь делать» и т.д.
- Ты откуда?
- С трамвая…
-А где Олег?
-Не знаю…
-Тоесть, как это - не знаю?
-Где-то спит…
- А ты откуда?
-С Большевиков…
-В смысле – где ночевала?
-У Арама…
Мои измучанные нервы не выдержали и я рванула за собачьим поводком с яростным намерением выпороть мерзавку, причём несколько ударов по подвернувшимся плоскостям мне даже удалось нанести. Что удивительно, ребёнок не орал, не оправдывался, не заслонялся – и её главный защитник Серёга тоже молчал, глядя на экзекуцию. «Что-то не так,» - подумала я и убежала на кухню хлебнуть водички. Дочь скрылась в ванной, потом скользнула в бабушкину комнату, я тем временем успокоилась и в виде обличающего серафима с поводком предстала пред нею, приготовившись вещать «кактымогланеужелиенльзябыло…»
Меня затормозили отупевшие от слёз и боли Дунины глаза, её вдвое распухший нос, окровавленная одежда и только тут я заметила запелёнутый в мокрые кровавые бинты её указательный палец на левой руке. Бинтовал палец явно какой-то юный любитель кукольного пеленания.
Ну, начальное медицинское образование скомандовало об оказании первой медицинской помощи, быстрых сборах и детской травматологии. Наша Анджелина Джоли крупно рыдала по дороге в «травму», уцепившись за руку низенького, пухлого и лысого Серёги, которого она обычно стыдится перед посторонними.
Ну, что – палец сломан, ноготь вырван – праздник удался на славу.
Дальше со слов свидетелей: после концерта они зашли в гости в приятелю, чтобы круто по-голливудски отметить выпускной. Дочь манерно пила отечественный амаретто, закусывая натуральной черешней, и была крайне изумлена, когда её стало тошнить (как странно – а от итальянского дома не тошнило…а черешня же без майонеза и мытая…). В ванной она внезапно (!) заметила, что непонятно каким образом (!) у неё прищемлен палец, ноготь оторвался и льётся кровь, кто-то держит ей руку, кто-то поливает из душа, у всех одежда в крови, кто-то суетится с ватой и бинтами, пьяные девчонки мутно смотрят на всё это безобразие, а мальчишки орут: «Поссать на палец надо, точно, и всё пройдёт!» Но выполнить намерение все как-то постеснялись, зато делегировали самого трезвого Мишку пописать на марлю, которой после и запеленали палец, причём пеленатель пальца, видимо, умел бинтовать только головы куклам, зато узлы вязал, как старый морской волк. Евдокия говорит, что даже не кричала и не плакала сначала, потому что ничего не поняла. «Вот, - думаю, - это ж надо было так ужраться ликёром? Мама моя… И для чего, спрашивается, я так долго и старательно учила её искусству сомелье?»
Когда жуткая рваная рана была укрыта от чужих глаз и ажиотаж спал стало понятно, что намеченный «американский пирог» вышел комом и ночь безнадёжно испорчена. Дети побродили по квартире и постепенно заснули. Дуня же спать не могла, потому что ей было больно, мокро и обидно, поэтому она начала плакать, а надо вам заметить, что эта железная девочка не плакала даже в младенчестве. Время от времени кто-то из друзей просыпался, брёл в туалет или на кухню и сонно спрашивал: «А, ты всё ещё плачешь?» «Да-а-а…» - не могла остановиться бедная жертва ликёра, черешни и новых дорогих дверей в ванной
Возвращаться домой было страшно. Но к двум часам дня страх перед мамой был вытеснен страхом умереть от описанной раны – и крошка моя, шатаясь и теряя сознание, добрела до дому.
На вопрос: «А что ж ты не позвонила маме?» вразумительного ответа не последовало – и до сего дня.
Жених с того дня ушел в партизаны, и даже скрыл от меня свою страничку в «Контакте».
В гороскопе газеты «Метро» я прочитала, что 21 июня для меня был самым счастливым днём в этом году.