- Регистрация
- 15 Окт 2014
- Сообщения
- 3.135
- Симпатии
- 29.784
Я тоже припала к этой вампуке, и даже выбрала наиболее драматичные фрагменты. Итак, на что нынче дзюбает 35-й (читать голосом Варвары, героини Галины Волчек из «Осеннего марафона»):
Три похоронных автобуса — два серебристых и один черный — стоят у ворот… С тех пор здесь идет война. Ее здесь и называют войной. Мирное время отстоит все дальше… У всех медиков село зрение — где-то на полдиоптрии. От гипоксии у всех головные боли… У него серое, натянутое до предела лицо. Весной он два месяца жил в больнице… Некоторые медсестры перестали видеть сны.
Когда было два тихих месяца — июль и август, 900 пациентов, а не полторы тысячи, — успел съездить в Турцию. В Турции он телефон не выключал.
Доплата — 60 тысяч федеральных и столько же от Москвы. Врачи впервые в жизни начали строить дачи.
Хирург поднимает голову: «Ишемическая язва прободная. Часть прямой кишки удалили, две дырки сделали, вывели, перевязка с перитонитом. Сделали резекцию. Но КТ-2, пневмония выраженная.
Медсестра... дает человеку воду из шприца, он кашляет и подвывает.
Толстый мужчина вдыхает каждую секунду. Его черные глаза выпучены, смотрят с ужасом.
Тромбы у всех. Тромб в голову — инсульт, в сердце — инфаркт, в легких — легочная эмболия. С конечностями проще. Ампутации идут каждый день. Обычно смертность при операциях 1–2%. Сейчас смертность доходит до 50%.
Серебряный клинок ларингоскопа входит в горло, за ним тянется трубка ИВЛ. Достают тромбы — длинные, похожие на серых дождевых червей. «Вот такая у нас рыбалка», — говорит медсестра.
Желтая стопа, фиолетовая нога. Зонд в желудок, трубочка в трахею, катетер в мочевом пузыре, катетер в подключичной вене. «Зубы, про зубы не забудь». Достают вставную челюсть изо рта. Ногу кладут на подставку. Ступню оборачивают салфеткой. Теперь это не нога — просто столб. Пилой, похожей на толстую металлическую нитку, перепиливают то, что осталось. Санитарка убирает ногу в красный мешок. Остается обтрепанное мясо.
Кардиохирург Баяндин будет оперировать сердце. Это радость по нынешним временам. Настоящая, сложная, красивая операция. Пациент — героиновый наркоман, почки на диализе, гепатит С. Ковид. Шансы врачи оценивают высоко — «наркоманы в принципе крепкие». Ему 48 лет. Он совсем худой, кажется иконой.
Пять девушек и хирург встают вокруг стола. У Баяндина сонные синие глаза и высокие брови.
«Трахеостома не работала, пришлось переинтубировать», — Ирина Евгеньевна Харламова улыбается глазами. Это напоминает оркестр.
Ирина Евгеньевна быстро выходит, возвращается и говорит Наталье Александровне:
— Там все умирают у нас.
Очки в золотой оправе делают его похожим на американского профессора.
Хендай делает скидки врачам. Наталья Григорьевна советует Ирине Евгеньевне рассмотреть «Крету». У Ирины Евгеньевны голубые глаза, у Натальи Григорьевны зеленые.
У нас смертность в отделении 90%, — говорит Ирина Евгеньевна.
Петрович на седьмой койке умер. Аппарат ИВЛ еще дышит мертвыми легкими, но сердце встало.
— Мы его только намыли, все хорошо же.
— Они любят, когда намоют.
Петрович остается лежать лицом вниз, и лицо отекает, становится синим. В дневнике наблюдения за больными Наталья Григорьевна пишет, как ухудшается уже мертвый Петрович.
Мы немножко можем заглянуть в будущее, — говорит Ирина Евгеньевна. — Вот моя палата. Первая койка — труп, вторая койка — молодой, поборемся, третья — не факт, четвертая — труп, пятая — труп, шестая — может быть.
__________________________________________
Уровень журналистики потрясающий, конечно. Ухудшается мёртвый Петрович блять
Три похоронных автобуса — два серебристых и один черный — стоят у ворот… С тех пор здесь идет война. Ее здесь и называют войной. Мирное время отстоит все дальше… У всех медиков село зрение — где-то на полдиоптрии. От гипоксии у всех головные боли… У него серое, натянутое до предела лицо. Весной он два месяца жил в больнице… Некоторые медсестры перестали видеть сны.
Когда было два тихих месяца — июль и август, 900 пациентов, а не полторы тысячи, — успел съездить в Турцию. В Турции он телефон не выключал.
Доплата — 60 тысяч федеральных и столько же от Москвы. Врачи впервые в жизни начали строить дачи.
Хирург поднимает голову: «Ишемическая язва прободная. Часть прямой кишки удалили, две дырки сделали, вывели, перевязка с перитонитом. Сделали резекцию. Но КТ-2, пневмония выраженная.
Медсестра... дает человеку воду из шприца, он кашляет и подвывает.
Толстый мужчина вдыхает каждую секунду. Его черные глаза выпучены, смотрят с ужасом.
Тромбы у всех. Тромб в голову — инсульт, в сердце — инфаркт, в легких — легочная эмболия. С конечностями проще. Ампутации идут каждый день. Обычно смертность при операциях 1–2%. Сейчас смертность доходит до 50%.
Серебряный клинок ларингоскопа входит в горло, за ним тянется трубка ИВЛ. Достают тромбы — длинные, похожие на серых дождевых червей. «Вот такая у нас рыбалка», — говорит медсестра.
Желтая стопа, фиолетовая нога. Зонд в желудок, трубочка в трахею, катетер в мочевом пузыре, катетер в подключичной вене. «Зубы, про зубы не забудь». Достают вставную челюсть изо рта. Ногу кладут на подставку. Ступню оборачивают салфеткой. Теперь это не нога — просто столб. Пилой, похожей на толстую металлическую нитку, перепиливают то, что осталось. Санитарка убирает ногу в красный мешок. Остается обтрепанное мясо.
Кардиохирург Баяндин будет оперировать сердце. Это радость по нынешним временам. Настоящая, сложная, красивая операция. Пациент — героиновый наркоман, почки на диализе, гепатит С. Ковид. Шансы врачи оценивают высоко — «наркоманы в принципе крепкие». Ему 48 лет. Он совсем худой, кажется иконой.
Пять девушек и хирург встают вокруг стола. У Баяндина сонные синие глаза и высокие брови.
«Трахеостома не работала, пришлось переинтубировать», — Ирина Евгеньевна Харламова улыбается глазами. Это напоминает оркестр.
Ирина Евгеньевна быстро выходит, возвращается и говорит Наталье Александровне:
— Там все умирают у нас.
Очки в золотой оправе делают его похожим на американского профессора.
Хендай делает скидки врачам. Наталья Григорьевна советует Ирине Евгеньевне рассмотреть «Крету». У Ирины Евгеньевны голубые глаза, у Натальи Григорьевны зеленые.
У нас смертность в отделении 90%, — говорит Ирина Евгеньевна.
Петрович на седьмой койке умер. Аппарат ИВЛ еще дышит мертвыми легкими, но сердце встало.
— Мы его только намыли, все хорошо же.
— Они любят, когда намоют.
Петрович остается лежать лицом вниз, и лицо отекает, становится синим. В дневнике наблюдения за больными Наталья Григорьевна пишет, как ухудшается уже мертвый Петрович.
Мы немножко можем заглянуть в будущее, — говорит Ирина Евгеньевна. — Вот моя палата. Первая койка — труп, вторая койка — молодой, поборемся, третья — не факт, четвертая — труп, пятая — труп, шестая — может быть.
__________________________________________
Уровень журналистики потрясающий, конечно. Ухудшается мёртвый Петрович блять
милое, это я всё над собой ржу. Залетаю с мороза читать. И вечно у меня коллапс происходит. Не первый раз я выхватываю цитаты насей)) 
спасибо!
