-
Саша Шпак сообщает «на меня было совершено 5 покушений».
Божена Рынска, мадам Малашенко - ч.4
- Автор темы Дорогое мороженое
- Дата начала
- Теги 7 миллионов руб за свадьбу алабай аркаша божена львовна малашенко божена рынска инстаграм бомж гнида грязноротая довела малашенко до цугундера дряхлый двоеженец игорь малашенко кудлатка лексус нтв партизан бубука полтосики свадьба божены рынски фейсбук щастливые 5 месяцев
- Статус
- Регистрация
- 14 Июн 2018
- Сообщения
- 519
- Симпатии
- 10.365
У меня прояснилось теперь в стихе Бродского На смерть друга. Я думала это птицы.
Имяреку, тебе, -- потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, -- от меня, анонима,
как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса --
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где наощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей --
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
Имяреку, тебе, -- потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, -- от меня, анонима,
как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса --
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где наощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей --
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
Я бы попросила! Своими словами Вы подрываете основы 
- Регистрация
- 4 Авг 2014
- Сообщения
- 8.141
- Симпатии
- 165.251
Коммент дня! Вот я тоже склоняюсь к данной версии. Прям хочется поддержать Зюку словами Кличко: "А сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать". Зря она вышла за деда, ой зря!
- Регистрация
- 28 Ноя 2014
- Сообщения
- 19.045
- Симпатии
- 591.780
Как человек, имеющий отношение к производству, не могу не задаться логичным вопросом-а вот начальник хим.лаборатории и старший технолог-это одно лицо? Как бы это очень разные специальности. Я понимаю что евреи-талантливый народ, так может бабушка по папе еще и балеринила в местном театре. Я лично не удивлюсь. Откуда-то в Зюке взялась тяга к балетному станку. Но почему тогда не к токарному?
Да и по газонам у нас можно обойти, а там - только взлететь 
Может не в тему, но вспоминаю Довлатова и 4 млн доносов. Как же она любит ябедничать, жаловаться и сутяжничать 
Достойная внучка своей бабки
Достойная внучка своей бабки
А Бомжения старается изо всех своих сил демонстрировать, что она ярая общественница, а не одержимая бредом кверулянтства.
- Регистрация
- 4 Мар 2016
- Сообщения
- 13.368
- Симпатии
- 270.102
Регулярная рубрика "ФСН образовательный". Это, оказывается, "промискуитет московской богемы" (с)
Теория:
https://davidaidelman.livejournal.com/157392.html
И о том, кому посвящено:
Теория:
https://davidaidelman.livejournal.com/157392.html
И о том, кому посвящено:
Михайлов О.
МОСКОВСКИЙ ПЛУТ ИЗ МАГАДАНСКИХ ЛАГЕРЕЙ
Чудаков был библиотечным вором и сутенером. Но ему посвятил стихи Бродский. Строки Чудакова запоминали наизусть, а фотографии его не сохранилось.
В лютый декабрь 1973 года по художественным столичным кругам прошел слух, что известный библиотечный вор и поэт, знаменитый сутенер и великий знаток живописи и кино Чудаков замерз в московском подъезде. На эту весть оперативно откликнулся из США его полный антипод (не только в географическом, но и в метафизическом понимании этого слова) Иосиф Бродский: «Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон, /тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно. /Посылаю тебе безымянный прощальный поклон /с берегов неизвестно каких. /Да тебе и не важно».
Но Чудаков, в своем путешествии по дну советской помойки десятки раз подвергавшийся смертельной опасности, и тут изловчился и обманул судьбу. Он воскрес в своем «бесцветном пальто», продавал девиц знаменитостям и сотрудникам посольства Республики Чад, обманывал, сутенерствуя, «лиц кавказской национальности», свивших гнездо в гостинице «Россия» (раз они поймали его и порвали ему рот; «Рот мне зашили в больнице бесплатно, - хвастался он потом мне по телефону, - а сто зеленых - в носке»). А затем в свой черед любезно пропустил вперед и знаменитого автора эпитафии, во рту которого, конечно, Харон нашел причитающуюся ему драхму...
Чудаков развенчивает миф о поколении шестидесятников...
А. И. Солженицын как-то сказал, что весь пафос поколения, пришедшего в пору хрущевской оттепели, свелся к протесту против сталинских репрессий. Тем самым он выразил расхожее мнение: шестидесятники были «истинными ленинцами» и боролись за социализм с человеческим лицом, или, если использовать имя знаменитого чехословацкого правозащитника, за «социализм с лицом Пеликана». Так авторитетом вермонтской пифии подтверждалась давняя легенда.
Правду сказать, на виду оказывались диссиденты - главным образом дети репрессированных партаппаратчиков, которых пожрала ими же созданная гильотина, с чисто совковой ненавистью отвергавшие большевистскую власть. Но были и инакомыслящие, которые эту власть просто не замечали. В хрущевско-брежневской пуще бродили одинокие, помеченные Лубянкой бизоны, изредка тоскливо трубившие на просеках.
Среди них едва ли не самым одиноким был Сергей Чудаков.
Он рано понял, что его дар, его жадно поглощавший знания о мире мозг не нужны обществу, которое отторгло его. На третьем курсе факультета журналистики МГУ, будучи профоргом, он ухитрился провести студенческое собрание, потребовавшее отстранить от чтения лекций наиболее бездарных преподавателей, и с волчьим билетом был изгнан из альма-матер.
Талант его изредка проблескивал, прорываясь, например, в «МК», но чаще подавлялся на уровне рукописи. Нам с ним удалось сляпать обзор поэзии сказочно далекого 1959 года в «Воплях», за что мы тотчас же были облаяны самой «Правдой».
Помню, я привел его в этот благополучный журнал - «Вопросы литературы» - и неосмотрительно оставил в коридоре на каких-то пятнадцать минут. Когда же вернулся, то узрел, что мой герой схватился в жаркой перепалке. И с кем! С самой Тамарой Лазаревной Мотылевой, несгибаемым борцом за чугунный соцреализм. Я не успел даже приступить к роли миротворца: Мотылева резко отвернулась от Чудакова и, стремительно сокращаясь в размерах, брызнула прочь по коридору.
«Что ты ей наговорил? Чем ты ее напугал?» - подступился я. «Ничего особенного, - как обычно, несколько манерно растягивая слова, ответил Чудаков. - Я просто объяснил ей, как отношусь к так называемой советской литературе. А она возмутилась: молодой человек, вы, очевидно, никогда не были за границей и потому не понимаете, что существуют два лагеря». - «Ну и что?» - «Я только возразил: вы знаете, я никогда не был за границей, но я прожил восемь лет в Магадане и видел там не два лагеря, а значительно больше».
Да, Чудаков родился в роковом 1937-м в Магадане, в семье начальника лагеря, и прожил там восемь лет. Он помнил, как зэки убили его пятилетнего сверстника, держали трупик в проруби и упражнялись в каннибализме. Видимо, оттуда, из детских лет, рвался, не прерываясь, в его стихах безответный вопль к Небу. Да возможно ли это? Жизнь посвятил стихам и был равнодушен к их судьбе. Писал на чем попало - на оберточной бумаге, на уворованных (из «Ленинки» или у приятелей) книжках, а то и просто надиктовывал их по телефону кому-нибудь из благополучных приятелей.
Стихи отправлялись в путешествие - наподобие записки, которую терпящий кораблекрушение запечатывает в бутылку и без всяких надежд бросает в море. Но были и такие, что переплывали океан, и над ними причитал Иосиф Бродский: «Сочинителю лучшей из од на паденье А. С. /в кружева и к ногам Гончаровой, /слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы, /обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделий, /белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы, /одинокому сердцу и телу бессчетных постелей...»
Писал ли Чудаков политические стихи? Нет, он презирал политику и политиков, хотя многие его строки нашими полуинтеллигентами (жертвами образованщины, если воспользоваться словцом Солженицына) могут прочитываться именно сквозь политическую амбразуру.
Чудаков был истинным юродом, соединявшим, как полагается, в себе плутовство, талант и сумасшествие. Хитроумие позволяло ему до времени выскальзывать из расставленных на пути прокурорских силков и крысоловок. А брать его было за что. Помимо шантажирования ответработников, которых он заражал при помощи малолеток сифилисом, он дал (кажется, в 1971 году) крутое интервью Би-би-си, отказавшись выступать в маске. Но ни одной строки за бугром не напечатал.
Он мог обмануть советскую власть, но не новый беспредел. Некогда «лица кавказской национальности» порвали ему рот; теперь они растворили его на одной из подмосковных помоек. Не осознав последствий, Чудаков сдал им (оставаясь жить на кухне) маленькую квартирку на Кутузовском проспекте. Что произошло дальше, представить несложно...
...Он обладал замечательным даром возвращать слову его докадаврную первородность. Однажды, когда мы шли через Москворецкий мост, Чудаков схватил меня за рукав и с неподдельным ужасом воскликнул:
- Гляди, какая страшная надпись! - он сделал движение, словно раздирая что-то руками, и воскликнул: - От-де-ле-ние свя-зи!
Лет восемь-девять тому назад Чудаков ворвался в мою тогда благополучную квартиру, пьяный и полубезумный. Как обычно, он потребовал денежный ясак, мои новые книжки, а когда я показал папку его стихов, которые собирал много лет, тотчас отобрал их у меня. И, конечно, тут же потерял.
Исчезли десятки стихотворений, пропала «Китайская поэма» и поэма «про грузинскую старуху-инвалидку», собиравшую в старинной крепости грибы, которые росли из стен. С множеством маленьких прелестей вроде
Мы все - Христы, распятые в кроссворде...
Бежал князь Игорь, но бежать из текста
известной оперы ему слабоЂ...
Теперь я совершаю раскопки в собственном мозгу. И, словно папирусы нового Менандра (от ста пьес которого остались лишь обломки), отыскиваю в памяти клочья чудаковских стихов.
Картины неизвестных художников висят во всех лучших музеях мира. Стихи неизвестных поэтов иногда становятся вершинами фольклора, но чаще уходят вместе с их авторами.
Отсвет имени на строчке
в сотни раз прекрасней слова.
Я ничем вам не помог, мои слова...
- пишет Александр Аронов, не избалованный популярностью...
Стихов Сергея Чудакова не знает никто, кроме его друзей. Но даже и у друзей его стихи сохранились только в памяти. (А фотографий автора не осталось вообще.)
Поэтому наша сегодняшняя публикация уникальна.
Так же, как слава, капризна и Муза. И часто благосклонна не к «молодым и политически грамотным», а к обитателям социального дна. Ее не смущают в избранниках ни бомжовые привычки (Олег Григорьев), ни профессиональное занятие воровством (Франсуа Вийон), ни регулярное посещение публичных домов (Александр Блок).
Зато Муза не прощает корыстного к себе отношения.
Сергей Чудаков в своем нежелании зависеть материально от советской власти дошел до сутенерства. Муза простила и это - дара не лишила.
А дар у него был естественный, позволявший, не нарушая канонов русского стиха, писать современные баллады («Я тебя не ревную...»), прививать классическую обэриутскую розу дичку советской стихотворной пушкинианы («Пушкина играли на рояле...») и, наконец, отваживаться на прямое лирическое высказывание («Не вернутся обратно...»).
Стихам Чудакова в полной мере свойственны рефлексия и самоирония. Поэтому красивые строчки - «на елочках паркета встречаю новый год» - предварены комментарием: «Еще на полкуплета литературный ход...»
Очевидно, с Музой Чудаков был безупречней, чем с людьми. Но теперь - только Бог ему судья.
МОСКОВСКИЙ ПЛУТ ИЗ МАГАДАНСКИХ ЛАГЕРЕЙ
Чудаков был библиотечным вором и сутенером. Но ему посвятил стихи Бродский. Строки Чудакова запоминали наизусть, а фотографии его не сохранилось.
В лютый декабрь 1973 года по художественным столичным кругам прошел слух, что известный библиотечный вор и поэт, знаменитый сутенер и великий знаток живописи и кино Чудаков замерз в московском подъезде. На эту весть оперативно откликнулся из США его полный антипод (не только в географическом, но и в метафизическом понимании этого слова) Иосиф Бродский: «Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон, /тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно. /Посылаю тебе безымянный прощальный поклон /с берегов неизвестно каких. /Да тебе и не важно».
Но Чудаков, в своем путешествии по дну советской помойки десятки раз подвергавшийся смертельной опасности, и тут изловчился и обманул судьбу. Он воскрес в своем «бесцветном пальто», продавал девиц знаменитостям и сотрудникам посольства Республики Чад, обманывал, сутенерствуя, «лиц кавказской национальности», свивших гнездо в гостинице «Россия» (раз они поймали его и порвали ему рот; «Рот мне зашили в больнице бесплатно, - хвастался он потом мне по телефону, - а сто зеленых - в носке»). А затем в свой черед любезно пропустил вперед и знаменитого автора эпитафии, во рту которого, конечно, Харон нашел причитающуюся ему драхму...
Чудаков развенчивает миф о поколении шестидесятников...
А. И. Солженицын как-то сказал, что весь пафос поколения, пришедшего в пору хрущевской оттепели, свелся к протесту против сталинских репрессий. Тем самым он выразил расхожее мнение: шестидесятники были «истинными ленинцами» и боролись за социализм с человеческим лицом, или, если использовать имя знаменитого чехословацкого правозащитника, за «социализм с лицом Пеликана». Так авторитетом вермонтской пифии подтверждалась давняя легенда.
Правду сказать, на виду оказывались диссиденты - главным образом дети репрессированных партаппаратчиков, которых пожрала ими же созданная гильотина, с чисто совковой ненавистью отвергавшие большевистскую власть. Но были и инакомыслящие, которые эту власть просто не замечали. В хрущевско-брежневской пуще бродили одинокие, помеченные Лубянкой бизоны, изредка тоскливо трубившие на просеках.
Среди них едва ли не самым одиноким был Сергей Чудаков.
Он рано понял, что его дар, его жадно поглощавший знания о мире мозг не нужны обществу, которое отторгло его. На третьем курсе факультета журналистики МГУ, будучи профоргом, он ухитрился провести студенческое собрание, потребовавшее отстранить от чтения лекций наиболее бездарных преподавателей, и с волчьим билетом был изгнан из альма-матер.
Талант его изредка проблескивал, прорываясь, например, в «МК», но чаще подавлялся на уровне рукописи. Нам с ним удалось сляпать обзор поэзии сказочно далекого 1959 года в «Воплях», за что мы тотчас же были облаяны самой «Правдой».
Помню, я привел его в этот благополучный журнал - «Вопросы литературы» - и неосмотрительно оставил в коридоре на каких-то пятнадцать минут. Когда же вернулся, то узрел, что мой герой схватился в жаркой перепалке. И с кем! С самой Тамарой Лазаревной Мотылевой, несгибаемым борцом за чугунный соцреализм. Я не успел даже приступить к роли миротворца: Мотылева резко отвернулась от Чудакова и, стремительно сокращаясь в размерах, брызнула прочь по коридору.
«Что ты ей наговорил? Чем ты ее напугал?» - подступился я. «Ничего особенного, - как обычно, несколько манерно растягивая слова, ответил Чудаков. - Я просто объяснил ей, как отношусь к так называемой советской литературе. А она возмутилась: молодой человек, вы, очевидно, никогда не были за границей и потому не понимаете, что существуют два лагеря». - «Ну и что?» - «Я только возразил: вы знаете, я никогда не был за границей, но я прожил восемь лет в Магадане и видел там не два лагеря, а значительно больше».
Да, Чудаков родился в роковом 1937-м в Магадане, в семье начальника лагеря, и прожил там восемь лет. Он помнил, как зэки убили его пятилетнего сверстника, держали трупик в проруби и упражнялись в каннибализме. Видимо, оттуда, из детских лет, рвался, не прерываясь, в его стихах безответный вопль к Небу. Да возможно ли это? Жизнь посвятил стихам и был равнодушен к их судьбе. Писал на чем попало - на оберточной бумаге, на уворованных (из «Ленинки» или у приятелей) книжках, а то и просто надиктовывал их по телефону кому-нибудь из благополучных приятелей.
Стихи отправлялись в путешествие - наподобие записки, которую терпящий кораблекрушение запечатывает в бутылку и без всяких надежд бросает в море. Но были и такие, что переплывали океан, и над ними причитал Иосиф Бродский: «Сочинителю лучшей из од на паденье А. С. /в кружева и к ногам Гончаровой, /слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы, /обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделий, /белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы, /одинокому сердцу и телу бессчетных постелей...»
Писал ли Чудаков политические стихи? Нет, он презирал политику и политиков, хотя многие его строки нашими полуинтеллигентами (жертвами образованщины, если воспользоваться словцом Солженицына) могут прочитываться именно сквозь политическую амбразуру.
Чудаков был истинным юродом, соединявшим, как полагается, в себе плутовство, талант и сумасшествие. Хитроумие позволяло ему до времени выскальзывать из расставленных на пути прокурорских силков и крысоловок. А брать его было за что. Помимо шантажирования ответработников, которых он заражал при помощи малолеток сифилисом, он дал (кажется, в 1971 году) крутое интервью Би-би-си, отказавшись выступать в маске. Но ни одной строки за бугром не напечатал.
Он мог обмануть советскую власть, но не новый беспредел. Некогда «лица кавказской национальности» порвали ему рот; теперь они растворили его на одной из подмосковных помоек. Не осознав последствий, Чудаков сдал им (оставаясь жить на кухне) маленькую квартирку на Кутузовском проспекте. Что произошло дальше, представить несложно...
...Он обладал замечательным даром возвращать слову его докадаврную первородность. Однажды, когда мы шли через Москворецкий мост, Чудаков схватил меня за рукав и с неподдельным ужасом воскликнул:
- Гляди, какая страшная надпись! - он сделал движение, словно раздирая что-то руками, и воскликнул: - От-де-ле-ние свя-зи!
Лет восемь-девять тому назад Чудаков ворвался в мою тогда благополучную квартиру, пьяный и полубезумный. Как обычно, он потребовал денежный ясак, мои новые книжки, а когда я показал папку его стихов, которые собирал много лет, тотчас отобрал их у меня. И, конечно, тут же потерял.
Исчезли десятки стихотворений, пропала «Китайская поэма» и поэма «про грузинскую старуху-инвалидку», собиравшую в старинной крепости грибы, которые росли из стен. С множеством маленьких прелестей вроде
Мы все - Христы, распятые в кроссворде...
Бежал князь Игорь, но бежать из текста
известной оперы ему слабоЂ...
Теперь я совершаю раскопки в собственном мозгу. И, словно папирусы нового Менандра (от ста пьес которого остались лишь обломки), отыскиваю в памяти клочья чудаковских стихов.
Картины неизвестных художников висят во всех лучших музеях мира. Стихи неизвестных поэтов иногда становятся вершинами фольклора, но чаще уходят вместе с их авторами.
Отсвет имени на строчке
в сотни раз прекрасней слова.
Я ничем вам не помог, мои слова...
- пишет Александр Аронов, не избалованный популярностью...
Стихов Сергея Чудакова не знает никто, кроме его друзей. Но даже и у друзей его стихи сохранились только в памяти. (А фотографий автора не осталось вообще.)
Поэтому наша сегодняшняя публикация уникальна.
Так же, как слава, капризна и Муза. И часто благосклонна не к «молодым и политически грамотным», а к обитателям социального дна. Ее не смущают в избранниках ни бомжовые привычки (Олег Григорьев), ни профессиональное занятие воровством (Франсуа Вийон), ни регулярное посещение публичных домов (Александр Блок).
Зато Муза не прощает корыстного к себе отношения.
Сергей Чудаков в своем нежелании зависеть материально от советской власти дошел до сутенерства. Муза простила и это - дара не лишила.
А дар у него был естественный, позволявший, не нарушая канонов русского стиха, писать современные баллады («Я тебя не ревную...»), прививать классическую обэриутскую розу дичку советской стихотворной пушкинианы («Пушкина играли на рояле...») и, наконец, отваживаться на прямое лирическое высказывание («Не вернутся обратно...»).
Стихам Чудакова в полной мере свойственны рефлексия и самоирония. Поэтому красивые строчки - «на елочках паркета встречаю новый год» - предварены комментарием: «Еще на полкуплета литературный ход...»
Очевидно, с Музой Чудаков был безупречней, чем с людьми. Но теперь - только Бог ему судья.
Последнее редактирование:
Ну, чисто теоретически вполне возможно. Но лабы сами по себе в вакууме редко бывают, они обычно "при" ком-то. При клинике, при производстве, при универе.
Маленькие, частные лабы с узкой специализацией стали популярны последние лет 15, т.к. крупные фирмы делают аутсорсинг, чтобы не возиться с рутинной мелочёвкой.
Маленькие, частные лабы с узкой специализацией стали популярны последние лет 15, т.к. крупные фирмы делают аутсорсинг, чтобы не возиться с рутинной мелочёвкой.
Тут речь шла об авиационном заводе. Это машиностроение. И там пропасть между химиком и технологом.
Кабы обсуждалось хим.производство, я бы еще поверила. Но в машиностроении технолог и химик-это очень очень разные специалисты.
Технолог в машиностроении-это тот, кто расписывает последовательность операций, необходимых для изготовления деталей или узлов. Указывает на каком оборудовании все это делается. При каких режимах обработки или в какой последовательности идет сборка. Из химии там может быть " обезжирить" поверхность. Ну, еще возможно, гальваника, - эту операцию уже описывают отдельные спецы-химики. Но вот в одном лице на огромном заводе быть и химиком и технологом-это вряд ли. Там узкая специализация.
Технолог в машиностроении-это тот, кто расписывает последовательность операций, необходимых для изготовления деталей или узлов. Указывает на каком оборудовании все это делается. При каких режимах обработки или в какой последовательности идет сборка. Из химии там может быть " обезжирить" поверхность. Ну, еще возможно, гальваника, - эту операцию уже описывают отдельные спецы-химики. Но вот в одном лице на огромном заводе быть и химиком и технологом-это вряд ли. Там узкая специализация.
Как человек, имеющий отношение к производству, не могу не задаться логичным вопросом-а вот начальник хим.лаборатории и старший технолог-это одно лицо? Как бы это очень разные специальности. Я понимаю что евреи-талантливый народ, так может бабушка по папе еще и балеринила в местном театре. Я лично не удивлюсь. Откуда-то в Зюке взялась тяга к балетному станку. Но почему тогда не к токарному?
Пруфы - корявые ласты Заиньки, без подъема, выворотности, но зато с плоскостопием. А тяга к балетному станку - "ах тяга к благородству у девушки простой" (с)- Статус