Моя Москва, что с тобой стало?
ЧУЖИЕ
Я родилась в Москве, в Центре, в роддоме, который уже закрыт. Свой город я помню огромным, чистым, зеленым, уютным и очень красивым.
Тогда не было аляповатых вывесок, бессмысленной и безвкусной рекламы, не было забитых автомобилями дорог, а «спальные» районы, похожие на высыпавшиеся из коробки грязно-серые ободранные кубики, только начали возводить. Еще не было рынков, не было торговли в переходах, не было бесчисленных глупых кафешек... .
Конечно, Леночка, не было бесчисленных и глупых кафешек. Поэтому в те, что все-таки были, стояли дикие очереди.
Тогда были безупречно ровные дороги, по которым время от времени проезжали автобусы, «Москвичи», «Жигули» и «Волги», весело звенели трамваи, едва задевая ветки тополей… . Были красивые, непохожие друг на друга дома, чистые зеленые дворы и дворики, огромные лестничные пролеты, трехметровые двери, в которые я проходила, сидя на шее отца.
Безупречно ровные московские дороги, ага-ага. Помним-помним. И дома эти, дореволюционные, с трехметровыми дверями и общими туалетами на 15 комнат, тоже помним.
Людей тогда было не много и не мало, а ровно столько, сколько должно быть. Много народа было только в метро в час «пик», когда люди ехали на работу или возвращались домой, а днем в вагонах было не более двух-трех человек – пенсионерка интеллигентного вида, или приезжий с баулами.
Приезжие сильно отличались от москвичей: женщины ярко накрашены, безвкусно одеты, а небритые и непричесанные мужчины исторгали слова, от которых кровь стыла в жилах. И те и другие очень громко разговаривали, злобно зыркали вокруг и бросали под ноги мусор. От них даже пахло как-то не так, они были чужие, и я старалась держаться от них подальше.
Тогда я еще не знала, что они, приезжие, заполонят и изувечат мой город, сольются с ним так, что невозможно будет спокойно ходить по улицам и свободно дышать.
В восьмидесятых годах я училась в школе, в начальных классах, и у нас был мальчик, не похожий на других. Он казался нам особенным. Между собой мы называли его «нерусский». Тогда нам казалось, что он очень сильно отличается от нас – его родители были, кажется, армяне или азербайджанцы. Нет, мы не обижали его, не смеялись над ним, мы дружили так же, как со всеми остальными детьми, только он казался нам каким-то другим, из чужого мира. Из того, где живут такие, как он, смуглые и черноглазые, а еще непонятные девочки с узкими глазами и плоскими лицами, улыбающиеся нам со страниц Букваря и школьных учебников: «У москвички две косички, у узбечки двадцать пять». Настоящих узбеков и таджиков тогда увидеть было практически нереально - разве что, у огромной очереди Мавзолея, да и то очень редко.
Почему московский школьник кавказского происхождения казался им "из чужого мира"? Они что, ебнутые были с детства? Это я спрашиваю, как бывшая одноклассница Искандера и Айжан из такой же московской школы
Почему я считала, что этот мальчик из другого мира, мне стало понятно чуть позже, когда, в конце восьмидесятых - начале девяностых годов Москву стали наполнять приезжавшие из южных республик смуглые черноглазые мужчины, толпившиеся у станций метро и продававшие гранаты, арбузы, цветы. Я бы, может, и не обратила на них внимания, но, как-то раз, торопясь куда-то, пробежала сквозь цветочно-фруктовые ряды со своими веселыми подружками. Смуглые мужчины начали нас подзывать, потом обзывать, а затем – хватать. Надо ли объяснять, что мы, школьницы, едва отбились от них и чувствовали себя очень напуганными!
"Сначала подзывать, а потом обзывать". Вот тут мне хочется раскопать со дна организма остатки мизогинии и сказать, что "приличных девочек" кавказцы на рынках не "подзывали".
В тот день я рассказала об этом происшествии маме и услышала много удивительного. Оказывается, восточные мужчины очень плохо относятся к русским, и особенно, к русским женщинам.
«Но почему? Получается, они приехали в наш город, и еще смеют относиться к нам плохо? Но это то же самое, как если бы один человек пришел в гости к другому, обозвал бы его детей, ударил бы его жену – разве такое возможно?» - думала я, когда гуляла по центральным улицам своего города.
В то время я очень любила гулять одна и размышлять о жизни, слушая отзвуки шагов Пушкина и Есенина, которые ходили по этим же улицам много лет назад.
Про Пушкина с Есениным - прекрасно, дорогая Дора Пешт. Чуть позже ты слушала отзвуки шагов совсем других "поэтов"
Возвращаясь домой из музыкальной школы, я залезала в старые, заброшенные дома и разговаривала с ними, прислушиваясь к немому эху давно прошедших лет… . Помню, как ломали один из моих любимых домов, рядом с Яузой, а я стояла и плакала – мне было больно, будто бы я теряла старого друга.
В то время Москва стала стремительно меняться. И началось все с Тверской. Именно она первая стала чужой. Новые магазины, неоновые вывески, дорогие машины, чужие люди – «вылизанные» до тошноты мужчины и разукрашенные, как матрешки, молодые женщины с вульгарными манерами. Я видела, что они чужие – они ненавидели наш город и нас, его жителей.
Я перестала гулять по Тверской, а потом что-то случилось с моим любимым старым Арбатом. Из тихой и спокойной улочки он превратился в центр торговли шапками-ушанками, и, одновременно, одним из центров сборищ приехавших из разных концов бывшего СССР разномастных хиппи, панков, а позже – любителей русского рока. Старый Арбат превратился в помойку, в прямом и переносном смысле этого слова.
Постепенно весь город захватили чужие. С каждым днем их становилось все больше и больше, и эти «чужие» уже не обязательно были смуглыми – многие были светловолосыми и голубоглазыми, но всех «чужих» объединяло одно: ненависть к Москве и москвичам.
Сначала я не понимала, за что нас ненавидят, но потом мне объяснили: во-первых, мы жители этого города и у нас нет необходимости снимать квартиру. Во-вторых, мы можем жить здесь столько, сколько хотим – у нас есть прописка. Далее, следовало «в третьих, четвертых и пятых», о чем мне уже не хочется писать, поскольку все происходящее - бред, или просто страшный сон.
Иногда, когда я смотрю на Москву, мне кажется, что я сплю, и стоит мне проснуться, как все снова станет, как всегда: город окажется чистым, размеренно-спокойным, вернет свою цветовую гамму, запахи и звуки… . Но то ли я не могу проснуться, то ли действительно случилось что-то необратимое, и мой город уже мертв? Просто мертв, но, чтобы этого никто не заметил, на его лицо одета дурацкая, из дешевого пластика, клоунская маска с глупой похотливо-глумливой улыбкой?
Недавно мы гуляли на горке возле нашего дома. Я с детьми, русская бабушка с внучкой, и черноволосая, со сросшимися бровями, женщина с глазами газели, держащая за руку малыша лет двух. Собственно, занималась она только им, а ее старший сын, черноглазый бойкий мальчик лет четырех, катался с горки, беспощадно и дерзко толкая остальных детей. Мы с бабушкой сначала просили его быть аккуратнее и не отталкивать других детей, а потом, когда мой сын едва не упал (хорошо, я успела его подхватить!) сделали ему несколько вежливых замечаний. Но ни мальчик, ни его мама на замечания не прореагировали.
- Наверное, он не понимает по-русски, - сказала мне бабушка.
- Все я понимаю, - ответил малыш, и послал нас куда подальше.
Мы с бабушкой были в шоке, а у его мамы реакции – ноль.
Как Вы думаете, что сделали я и бабушка? Отшлепали мальчика? «Поставили на место» его маму? Нет. Мы не стали ругаться при детях. Просто взяли за руки своих малышей, и ушли на другую площадку.
Наверное, строить индивидуальные детские площадки для маленьких москвичей уже поздно – в школе и в детском саду русских детей не больше трети, а москвичей, наверное, один-два человека на класс.
Куда же делись москвичи? Думаете, вымерли, как мамонты? Не угадали. Москвичи сдали, или продали свои квартиры, купили дома в деревнях и разъехались кто куда, чтобы выжить. Они не хотят видеть, как город становится пестрым разноцветным кладбищем Дорианов Греев, они уехали, чтобы их дети не превратились в «быдло обыкновенное».
Вспомнился разговор, состоявшийся несколько лет назад, когда, оказавшись в Тверской области, я ехала в такси с детьми.
- Все ваши? Вы откуда приехали? – спросил таксист.
- Мои, но это еще не все. Приехали из Москвы, - ответила я.
- С Москвы? Да не может быть! – он покосился на моих детей.
- Тем не менее, это так.
- Москвички больше одного ребенка не рожают и так не ходят! – усмехнулся он, глядя на мою косу, длинную юбку, рюкзак и удобные спортивные туфли.
Примечание. Этот абзац она проиллюстрировала своей фоточкой, но почему-то без косы, юбки и платка:
- Да? И как же они, по-Вашему, выглядят? – спросила я.
- У них ногти длинные, они модно одеваются, и у них прически красивые, вот как выглядят москвички! Моя сестра двоюродная в Москве уже пять лет работает, - уверенно ответил он.
Я услышала, как смеются сидящие сзади старшие дети, и, улыбнувшись, спросила таксиста:
- А Ваша сестра родилась в Москве?
- Нет, она родилась тут, в Кувшиново. А почему Вы спрашиваете?
- Потому что Вы только что сказали, что она выглядит, как москвичка. С чего Вы взяли, что москвички наращивают ногти и броско одеваются? Так выглядят приезжие – такие, как Ваша двоюродная сестра, - ответила я.
А кто это там на видео в черном кружевном лифчике и с блондовыми патлами? Никак, приезжая хабалка из Кувшинова
И подумала о том, что именно так и появляется у людей неправильное представление о коренных жителях столицы: видят друг друга, к примеру, две приезжие дамы: одна пензенская, другая – вообще из Белоруссии, и пытаются стать «одна краше другой», покупая юбку еще короче, наращивая ногти еще длиннее. Наступит одна другой на ногу, и начнется скандал. Обычная склока. Обычная для других городов. Но не для Москвы, потому что у нас так не принято: наши либо попросят друг у друга прощения, либо просто сделают вид, что ничего не произошло, но ругаться уж точно не будут.
Конечно, я ничего не имею против жителей Пензы, а так же против белорусов, украинцев, армян, таджиков, дагестанцев, украинцев, узбеков, азербайджанцев и прочих дружественных и не очень народов. Не имею ничего против, если они живут у себя - в своих странах, в своих городах, поселках, селах, деревнях. Потому что приехать в гости – это одно. А приехать в гости, и при этом, вести себя как хозяева – совершенно другое.
Кстати, поездив по городам бывшего СНГ, я с удивлением обнаружила, что большинство местного населения – мирные, спокойные, и, по большей части, интеллигентные и вообще, приятные во всех отношениях люди. Они совершенно не похожи на тех амбициозных товарищей, которые, вломившись в Москву, и пожив в ней год-два, именуют себя «москвичами». Наверное, потому, что нормальным людям хватает своего города, своей жизни. Они не имеют желания «покорять Москву». А чужие – они хотят все больше и больше. Больше денег, больше власти, как та самая, пресловутая старуха из сказки Пушкина о золотой рыбке. И, как старуха, они не ведают, что останутся при своем «разбитом корыте».
Конечно, я не говорю абсолютно про всех приезжих: исключение, как известно, подтверждает правило – жизнь меня сталкивала с такими людьми, которые не только Москву покорили, но при этом такие дела милосердия творили, что любому подвижнику благочестия фору дадут.
И москвичи тоже, безусловно, разные бывают. В других жизнях. Но я пишу о своей – о тех, кого знала и знаю...
Почему я пишу все это? Накипело. Позавчера была в собесе, переоформляла субсидию. С детьми. Вышла из кабинета последняя, когда часы приема уже закончились. Одела детей и уже собралась выходить, как мимо меня пробежал смуглый мужчина лет пятидесяти, и попытался прорваться в кабинет, откуда ему вежливо ответили, что прием уже двадцать минут как закончен. Мужчина разразился матерной бранью, и я сделала ему замечание, чтобы он не выражался при детях. В ответ я услышала действительно отборнейший мат и такие изощренные оскорбления, что временно потеряла дар речи – ничего подобного за свою жизнь я еще не слышала.
"Ничего подобного за свою жизнь я еще не слышала" - разумеется, мы верим, ведь русские говнари выражаются на своих тусовках исключительно цитатами из Пушкина и Есенина.
Как можно вам радоваться, «гости дарагые»? А ведь он тоже пришел за субсидией – он теперь "масквыч". Приехал, прописался. Но хорошие манеры не купить ни за какие деньги – чужие будут вести себя так же, как если бы они жили в своих аулах и деревнях.
Одно радует: Небесный Иерусалим никто не превратит в современную Москву… .