Дорогой батюшка! Я помню, как мы, родители, чьи дети лежали в реанимации, толкались у двери, из которой раз в сутки выходил врач, чтобы рассказать нам о состоянии здоровья наших сыновей и дочерей. Все норовили пролезть вперёд, распихивая друг друга, ведь каждый родитель, чьё дитя находилось между жизнью и смертью, хотел, чтобы доктор первым делом рассказал именно о его ребёнке. Дорогой батюшка, я помню, как Вы смиренно стояли чуть поодаль, не прорываясь вперёд и никого не толкая, терпеливо, с безмолвной молитвой, последним. Вы, человек в чёрном подряснике, стояли словно тень и я, чьё сердце разрывалось на куски каждую секунду миллион раз, ничего не замечала. В отличие от Вас, я не замечала никакой боли, кроме своей. Первый, второй, третий день… а потом я случайно увидела Ваши глаза, наполненные невыразимой мукой…
Наши дети лежали вместе. Ваш сын и моя дочь. Моя единственная на тот момент дочь.
В то время у меня было всего четверо детей - три сына и дочь. Марго была третьим ребёнком. Она всегда меня удивляла. Как только Марго научилась внятно говорить, она начала повторять: «Мамочка! Я так хочу, чтобы все радовались и чтобы наша планета не умерла!» Почему-то она всегда переживала за весь мир и задавала совсем недетские вопросы, от которых я иногда даже уставала. Научившись читать, она «глотала» все книги, которые видела, а у нас тогда была большая библиотека. Когда она переселилась в комнату старшего брата, где стоял стеллаж с книгами, то через некоторое время я, зайдя за чем-то в комнату поздно ночью, обнаружила её читающей и отругала, ведь утром ей надо было идти в школу. Марго мне тогда ответила: «Хорошо мам, больше не буду читать ночью. В принципе, я почти всё прочитала». Я остолбенела, потому что одна полка этого стеллажа была заполнена совершенно недетскими книгами по психоанализу, и как выяснилось, знакомство с книгами дочь начала именно с этой полки.
С самого рождения Маргариты я видела, что моя дочь самый удивительный ребёнок, которого я знаю. Удивляла она тем, что никогда не плакала. А уж если заплакала – значит, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Здесь я не могу не вспомнить первые минуты её жизни. Когда она появилась на свет, то не закричала, а открыв тёмные, как уголёчки глаза, стала внимательно, с восторгом и интересом, изучать всё вокруг. Акушерка положила её на стол, под лампу, а я лежала и смотрела на неё, повернув голову. Мне виден был только её профиль и сощуренные отёкшие глаза, показавшиеся мне сначала очень маленькими. Щёк пока не было, и её нос казался огромным. «Марго, для меня ты самая лучшая, но почему ты такая страшненькая?» - спросила я дочь. И она повернулась на мой голос, обиженно поджала губки и заплакала. В первый раз в жизни. Надо заметить, что я сильно раскаялась в том, что была несправедлива к своей малышке – уже через две недели она стала милым пупсом с большими пронзительными глазами, а носик её утонул в пухлых щёчках и перестал казаться большим. Марго отличалась рассудительностью и какой-то удивительной мудростью. Я всегда с ней советовалась, даже когда она была совсем крошкой. Она стала моим лучшим другом сразу, и не создавала мне никаких проблем. Вообще никогда. Если говорить о счастье материнства, то вот оно – его я познала именно с этим ребёнком. Но парадокс был в том, что этого счастья я не оценила, потому что просто не заметила, поскольку всё шло вроде бы так, как надо, и придраться было не к чему: никаких проблем, волнений, упрямства, непокорности, никаких серьёзных болезней у дочки не было. Хоть и нелегко мне достался этот ребёнок (беременность протекала тяжело, роды тоже), но дочка, после двух мальчишек, которые орали по любому поводу, казалась мне просто идеальным ребёнком. Правда, слишком самодостаточным и немного дерзким, поскольку она всегда имела своё мнение на всё, и периодически учила нас жить. Надо сказать, что советы её были дельными, и мы даже со смехом называли её Маргарита-пророчица, хотя ей это не нравилось.
Когда Маргарите было восемь лет, мы, мечтавшие о домике в деревне, купили домишко за 400 с лишним километров от Москвы, чтобы было куда вывезти детишек. Но наша мечта продолжала оставаться мечтой - ничего не понимая в домах, мы оказались хозяевами фактически нежилой развалюхи, и попытались её отремонтировать.
В то утро мы вчетвером: муж, двухлетний Ефрем, Марго и я сели в нашу крошку Део Матиз и поехали в деревню, чтобы расплатиться с человеком, который чинил нам крышу. В домике мы оказались уже под вечер, и Марго предложила нам остаться ночевать. Но муж тогда работал на очень ответственной должности, и ему с утра было необходимо идти на работу. «Давайте останемся. А утром встанем пораньше и поедем. Пожалуйста, папа!» - попросила Маргарита.
Нам бы прислушаться, ведь она просто так ни о чём у нас не просила, но нет – муж сказал, что чувствует в себе силы ехать, поэтому назад отправимся сегодня. «Если поедем сегодня, то будет авария» - отчеканила дочь и отвернулась. «Не говори глупостей!» - рассердился муж. Я тоже укорила её, а она снова сказала: «Как хотите. Но я вас предупредила».
Мы сели в машину. Уже стемнело. Накрапывал холодный октябрьский дождь.
Мы пристегнули Ефрема в креслице, и попросили Марго застегнуть ремень, но она сказала, что хочет спать, и легла на заднее сиденье, привалившись к креслу Ефрема. Честно говоря, я уже не могу вспомнить, была ли она пристёгнута на тот момент, когда мы отъезжали, или сама отстегнулась позднее.
Какое-то время мы ехали и разговаривали, а потом меня стало резко клонить в сон. Дождь стучал по стеклу, работала печка. Дети уснули, а через какое-то время задремала и я, а проснулась от удара головой и поняла, что машина переворачивается. Сколько раз она перевернулась, не помню. Я пришла в себя от крика Ефрема. С ним вроде бы всё было в порядке. Муж был без сознания.
Заднее стекло было выбито, дочери на сиденье не было. Я выползла из машины и увидела лежащую посреди шоссе Маргариту. Она была без сознания. Всё лицо её было залито кровью и я сразу поняла, что случилось что-то очень страшное. В голове промелькнул наивный вопрос, почему ничего нельзя прокрутить назад, как кино? Вернуться в дом, растопить печку, лечь на уютную продавленную раскладушку, заснуть, слушая как дождь стучит в окна, а утром отправиться в Москву? Почему она? Она – ребёнок, который был моей радостью, который никогда не создавал проблем? В эти секунды я с ужасом осознала, что в принципе, не сделала своей дочери, которая всегда дарила мне только счастье, ничего хорошего. КАК Я БУДУ БЕЗ НЕЁ ЖИТЬ? Когда я задала себе этот вопрос, то поняла, что без неё я жить не буду. Не хочу. Не могу. Я стала выкрикивать эти страшные слова в ночную темноту. Звать Божью Матерь. Молить Её, чтобы Она вернула мне дочь, просила дать мне шанс исправиться и стать хорошей матерью.
Ничего не соображая, я кинулась к мужу и начала его трясти. Он пришёл в себя, но находился в каком-то неадеквате. Ефрем продолжал кричать. В тот момент ехала какая-то машина, я буквально выскочила на дорогу и перегородила ей путь. Сидевший в ней мужчина милостиво согласился отвезти нас в ближайшую больницу. Я схватила Ефрема, посадила его, а потом мы с мужчиной осторожно занесли Маргариту. Она не двигалась, вся голова, лицо и куртка её были в крови. «Марго, пожалуйста, приди в себя хоть на секунду! Скажи, что ты меня слышишь! Ты слышишь меня?» «Да», - ответила дочь и снова закрыла глаза. Больше трогать её я не решалась. Мы доехали в больницу, Маргариту повезли на осмотр, а меня отправили в какую-то палату для больных. Я зашла туда, разбудила спавшую женщину, оставила ей Ефрема, а сама побежала к дочери.
Два медработника разрезали на Маргарите одежду. Пришёл сонный дежурный врач и сказал, чтобы её отправили в палату до завтра. Но я начала кричать, что её срочно надо обследовать. Тогда одна из женщин сжалилась, взяла мобильный телефон и вызвала специалиста. Минут через двадцать доктор уже была в больнице, и дочери сделали рентген. Врач, который хотел отправить её в палату, посмотрел снимок, покачал головой и пробормотал, что до утра она вряд ли доживет.
Дочь положили в реанимацию. Я легла на соседнюю койку. Меня никто не выгонял. Что было потом, я помню смутно – видимо, тоже были последствия удара головой. Вроде бы, я собрала по кускам свой мобильный, лежащий в куртке или рюкзаке, и уже в больнице нашла его и кому-то позвонила. А может, помнила чей-то номер на память и попросила кого-то позвонить со своего аппарата и рассказать об аварии - не помню, но каким-то образом через несколько часов начальница мужа узнала о нашем несчастье и прислала за Маргаритой реанимобиль, чтобы он перевёз её в Москву, в больницу Рошаля. Приехавшие московские медики со мною не церемонились. Они выгнали меня из реанимационной палаты, положили дочь на носилки, перенесли её в реанимобиль, а меня туда не пустили. В это время за мной приехал мой брат. Он посадил меня и Ефрема в свою машину и повёз за реанимобилем. Всю дорогу меня трясло – я помнила аварию и не могла ехать, мне казалось, что в следующую секунду машина начнёт переворачиваться. Я всё время просила брата остановиться, но он говорил, что надо ехать за машиной, на которой везут Марго, и я соглашалась с ним. Не помню, как мы проехали эти триста километров, помню только ужас от вида автотрассы, панику, когда я ощущала торможение и реанимобиль впереди, в котором везли дочь. Как она там? В выписке написали, что перевозить её нельзя. Но я согласилась на перевозку, осознавая, что в этой маленькой больнице ей вряд ли помогут.
Ближе к утру мы приехали в Москву, в больницу Рошаля. Я подписала какие-то бумаги и села ждать, когда меня пустят к дочери, хотя врачи предупредили, что родителей в реанимацию не пускают. Уже светало. Ефрема забрала свекровь, его обследовали, с ним всё было в порядке. Мужа с трассы увезли в другую клинику. Потом за ним приехала его сестра и перевезла его в больницу, где ему пришлось делать трепанацию. Хорошо, что успели – ещё бы немного, и его нельзя было спасти. Но о муже я думала меньше всего. Я не думала ни о старших сыновьях, ни о младшем. Всё моё существо было занято дочерью. В реанимацию не пускали, и я слонялась между больницей, храмом, где-то ходила, уже не помню где.
Жена знакомого алтарника посоветовала мне читать 90-й Псалом 40 раз в сутки. И я читала.
Так прошло несколько дней. Придя в наш храм, где много лет проработала за ящиком, я встретила там знакомого священника, того самого, который спустя некоторое время и попросил написать меня о том, как я пришла к Богу. Я рассказала ему о Маргарите и назвала диагноз. Он почернел, покачал головой, сказал, что надо молиться, и ушёл. То ли он спешил, то ли ему было со мной тяжело находиться.
Всем было со мной тяжело находиться. Люди не любят чужую боль. Меня потрясло, что когда мы попали в беду, от нас отвернулись все. Все, с кем мы дружили, общались и весело проводили время. Со мной рядом оказались только те люди, от которых я меньше всего ожидала поддержки, поскольку даже не могу сказать, что дружила с ними. И, что удивительно, они были не православные.
В конце концов, брат уговорил меня лечь в больницу. Оказалось, что у меня сотрясение мозга. Я не пролежала там, по-моему, даже суток, потому что мне позвонили из реанимации. Когда я увидела этот номер, я чуть не сошла с ума, ведь ещё вчера лечащий доктор строгим голосом говорил мне, что моя дочь до сих пор находится между жизнью и смертью. Я с ужасом смотрела на номер, а потом всё-таки взяла трубку и услышала, что Маргариту перевели в палату и мне надо срочно ехать к ней, потому что в отделении практикуется совместное пребывание с ребёнком.
Сказать, что я была счастлива – это не сказать ничего. Она жива и мы увидимся через какие-то полчаса! Я отчётливо понимала, что Господь дал мне аванс по молитвам Его Пречистой Матери. Осознавала, что недостойна Его милости – Он снова подарил мне дочь. Мою единственную дочь, человека, ближе которого у меня никого нет. Рядом с ней умирали в реанимации дети, а она была жива, вопреки тому, что её голова раскололась, как яичная скорлупа, и осколок ушёл в мозг, то есть, по словам врачей, извлечь его было невозможно.
Когда я примчалась в больницу, Марго почти пришла в себя. А другие дети, лежащие рядом, в себя не приходили, хотя, на первый взгляд, их травмы были не такие сложные. Забегая вперёд, скажу, что, к сожалению, они так и не восстановились. Человеческий мозг – вещь необъяснимая. Милость Божья ко мне, или к Марго, или к нам обеим, потрясла меня. Много моих "сетевых" друзей тогда молились за Маргариту, и я очень благодарна им. В тот день я впервые после аварии немного поела – в больнице мне дали обед.
В тот период у меня закончилась старая жизнь и началась другая. Я увидела всех окружавших меня людей по-новому. С некоторыми – теми, которые ещё несколько дней назад были самыми близкими на протяжение всей моей жизни, я в дальнейшем просто не смогла общаться и не общаюсь до сих пор. Помню, как я звонила им из больницы, сидя у дверей реанимации, где находилась моя дочь, совершенно одна, и просила положить мне 300 рублей на телефон, а в ответ получала отказ. Нет, я не обиделась, просто оказалось, что я ошибалась - они не были близкими, как я считала всегда, а являлись на самом деле далёкими и чужими. Осознавать это было больно, а общаться бессмысленно. Зато у меня появились новые друзья. Спасительница и благодетельница, с которой мы подружились – та самая начальница моего мужа, которая, как я считаю, спасла мою дочь. Ведь именно благодаря ей Марго вовремя была перевезена в хорошую больницу. Эта молодая женщина вскоре крестилась, и крестил её тот самый священник, который потом долго уговаривал меня написать о том, как я пришла к Богу. Её имя в крещении Александра. Если Вы читаете это, пожалуйста, попросите для неё милости у Бога. Удивительно, что и она, мусульманка, и я, крещёная и, как я думала, православная, пришли к Богу практически одновременно.
Когда я пришла к Нему? Не тогда, когда несколько лет сидела за свечным ящиком и читала книги, которые продавала. Хотя у меня и был молитвослов, и время от времени (даже в день аварии) я причащалась, но ещё не была с Богом. Зато Он был со мной, и это меня спасло. Он был со мной всегда. Он ждал меня. Ждал, когда я была капризным ребёнком. Ждал, когда я была трудным подростком. Ждал, когда дружила с сатанистами. Ждал, когда играла в рок-группах. Ждал, когда изучала буддизм, оккультизм, и прочую чушь. Ждал, когда я всё-таки стала ходить в храм, но по-прежнему считала, что все религии ведут к одному Богу.
Только когда я обрела во второй раз свою дочь, моя глупая грешная душа познала, наконец, Бога, Его милость, а так же чистоту и искренность тех, кто Ему служит. Например, того батюшки, отца Дмитрия, папы Василия. Врачи долго боролись за жизнь юноши и очень переживали, когда он ушёл из жизни. Я видела как они были расстроены, потому что тогда уже находилась не у дверей реанимации, а непосредственно в больнице, с дочерью, хоть и в другом отделении, но рядом были те же самые врачи, и мы с ними общались. Они не могли смириться с тем, что Васю привезли к ним слишком поздно, из другой больницы. Считали, что если бы его привезли после травмы сразу в Рошаля, то исход был бы другим. Я была потрясена смертью мальчика, упавшего с велосипеда, который лежал в реанимации вместе с моей дочерью, смертью сына человека, с которым мы каждый день стояли у дверей реанимации в ожидании новостей о наших детях.
Я много лет молилась о Василии. У меня дедушка Василий, и я молилась уже о двух Василиях, со слезами и болью, потому что сама мать, и ощутила тот ужас, когда ребёнок на грани. А о том, каково это, когда твой ребёнок ушёл из жизни, мне и подумать было страшно. Я просила Господа укрепить мужественного батюшку и его супругу. Мне даже было стыдно, что моя дочь жива, что она выздоравливает, вопреки прогнозам врачей.
Мы ещё месяц лежали в больнице, а оставшийся учебный год Марго находилась на надомном обучении. Моя умничка, которая пошла в школу с шести лет, всё-таки смогла в тот год закончить третий класс! Хотя, ей было очень трудно, ведь кроме травмы головы были и другие травмы, она долгое время не вставала. Сейчас ей уже шестнадцать. Прошло уже более семи лет, но и сейчас последствия той аварии дают о себе знать – тот осколок, из-за которого Марго живёт с постоянной головной болью, проблемы с ногой, позвоночником…
Хотелось, чтобы мы были внимательнее к тому, что говорят нам наши дети. Всё-таки они мудры своей детской мудростью и простотой, потому что гораздо ближе к Богу чем мы со своими знаниями и прочитанными книгами, которые ничего не стоят в Вечности.
И ещё хотелось, чтобы к Богу мы приходили не через страдания, а просто, открыв Ему наши сердца, пустив Его в свои души, как дети.
Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное Мф.18:3
http://matusenka.livejournal.com/159231.html
