… Теперь по лестнице снизу вверх поднимался поток. Маргарита перестала видеть то, что делается в швейцарской. Она механически поднимала и опускала руку и, однообразно скалясь, улыбалась гостям.
− А вот это − скучная женщина, − уже не шептал, а громко говорил Коровьев, зная, что в гуле голосов его уже не расслышат, − обожает балы, все мечтает пожаловаться на свою пальму.
Маргарита поймала взглядом среди подымавшихся ту, на которую указывал Коровьев. Это была немолодая женщина, неказистого сложения, сутулая, с какими-то беспокойными и назойливыми глазами.
− Какую пальму? − спросила Маргарита.
− Каждый день у нее под окном вырастает пальма, − пояснил Коровьев, − как проснется, а пальма уже тут как тут. Она уж и рубила ее в щепки, и сжигала, но ничего не помогает.
− Какая пальма? − шептала Маргарита, подымая и опуская руку.
− Испанская пальма. Дело в том, что эта особа, мнящая себя журналисткой и выпью, лучшие свои годы потратила на поиски питательных мужиков. Наконец, нашла пьющего женатого могула, семь лет с ним шоркалась, подсадила на таблеточки и затащила-таки в загс. А через пять месяцев счастливый молодожен сбежал от нее в Испанию и повесился там на пальме. Кстати, так ничего и не завещав любимой вдове.
− А, может, он был гадом, козлом и этим, как его… все забываю это слово – абьюзером? − спросила Маргарита.
− Королева, − вдруг заскрипел снизу кот, − разрешите мне спросить вас: при чем тут козлы? Ведь это она загнала его на пальму, а не он ее!
Маргарита, не переставая улыбаться и качать правой рукой, острые ногти левой запустила в Бегемотово ухо и зашептала ему:
− Если ты, сволочь, еще раз позволишь себе впутаться в разговор…
Бегемот как-то не по-бальному вспискнул и захрипел:
− Королева… ухо вспухнет… Зачем же портить бал вспухшим ухом?.. Я рассуждал логически… с точки зрения житейской логики… Молчу, молчу… Считайте, что я не кот, а рыба, только оставьте ухо.
Маргарита выпустила ухо, и назойливые, мрачные глаза оказались перед ней.
− Я счастлива, королева, быть приглашенной на великий, нереальный бал полнолуния.
− А я, − ответила ей Маргарита, − рада вас видеть. Очень рада.
Любите ли вы шампанское?
− Я люблю розэ, дико дорогое розэ − моляще говорила женщина и вдруг механически стала повторять: − Божена, Божена! Меня зовут Божена! Почему меня никто не снимает?
− А вы напейтесь сегодня пьяной, Божена, и ни о чем не думайте, − сказала Маргарита.
Божена протянула обе руки к Маргарите, но Коровьев и Бегемот очень ловко подхватили ее под руки, и ее затерло в толпе.
*****
… В спальне Воланда все оказалось, как было до бала. Воланд в сорочке сидел на постели, и только Гелла не растирала ему ногу, а на столе, там, где раньше играли в шахматы, накрывала ужин. Коровьев и Азазелло, сняв фраки, сидели у стола. А Маргарита сидела, уткнувшись в айпад, услужливо подсунутый ей Бегемотом. Наконец, она подняла голову – ведьминское косоглазие исчезло, ее глаза стали треугольными от изумления.
− Налейте мне водки. Нет, лучше чистого спирта, - попросила Маргарита.
− Да, вам стоит немедленно выпить, - понимающе кивнул Азазелло. – Эта палата на ФСН – адское местечко, очень впечатляет.
− Неужели вы прочли каждый том эпопеи, королева? – восхитился Коровьев и поправил пенсне. – Впрочем, согласен – сия вещуга посильнее «Фауста» Гете будет.
− Мессир, вы, кажется, предложили мне попросить вас об одной вещи? – обратилась Маргарита к Воланду.
− Потребовать, потребовать, моя донна, − отвечал Воланд, понимающе улыбаясь, − потребовать одной вещи!
− Я считаю, что наказание, назначенное Божене, несправедливо. И хочу, чтобы эта оплошность была исправлена. Вы сделаете это? -
− Ни в коем случае, − ответил Воланд, − дело в том, дорогая королева, что тут произошла маленькая путаница. Каждое ведомство должно заниматься своими делами. Какой смысл в том, чтобы сделать то, что полагается делать другому, как я выразился, ведомству? Итак, я этого делать не буду, а вы сделайте сами.
− А разве по-моему исполнится?
− Да делайте же, вот мучение, − пробормотал Воланд и, повернув глобус, стал всматриваться в какую-то деталь на нем, по-видимому, занимаясь и другим делом во время разговора с Маргаритой.
− Ну, Божена, − подсказал Коровьев.
− Божена! − пронзительно крикнула Маргарита.
Дверь распахнулась, и растрепанная, нагая, явно с крепкого бодуна женщина вбежала в комнату и простерла руки к Маргарите, а та сказала величественно:
− Божена, она же Зюка нарядный, она же окончательная спутница! Ты больше не будешь видеть одинокую пальму. Теперь ты будешь видеть лазурный берег, на котором растет эта пальма и где на роскошной вилле загорает бывшая жена твоего мужа – с юным овалом лица и в трусах ла перла. А мимо будут проплывать белоснежные яхты олигархов, где твои подруги будут пить ДДР. И у каждой – серьезные бриллианты и биркин из последней коллекции, ни разу не потертая. И все они будут вертеть поклонниками, которые «крепко за». А сервильные официанты будут разносить сосиски в тесте, ром-бабы из серединки, севиче и хинкали. И четыре вида кильки! Не три, Зюка, а четыре! А еще каждое утро тебя будет кусать варан и к вечеру ты будешь загибаться от гангрены.
− СГБ! – завопила Божена, но Воланд махнул рукой, и она пропала из глаз. Азазелло, Коровьев, Гелла и Бегемот заапплодировали.
− Как причудливо тасуется колода! – довольно сказал Воланд, - я в вас не ошибся, Маргарита. Воистину, королевская щедрость …
− Королева, кот в восхищении! – заорал Бегемот. – Отныне я ваш хомяк навеки! Давайте я вам еще стопочку спирта налью, и обязательно килечкой, килечкой закусите… А я, с вашего позволения, из классовой солидарности выпью за здоровье безвинной жертвы абьюза кошки Бузяки!