Про съемку в порно
— Хочешь сняться в порно?
Меня словно в прорубь окунули. За кого он меня принимает? О боже, он выбрал меня! Нет, это не слыханно. Что нужно делать, я готова!
Почему-то меня с детства будоражила мысль о том, что я могу заниматься сексом на камеру.
Как это будет? Что я почувствую? А если это увидят другие? Стоило об этом подумать, как по телу пробегала волна мурашек. И вдруг мне предлагают это, словно по заказу!
Но всё-таки порно — это ведь… плохо, стыдно и развратно. Все так думают.
Наверняка меня осудят. «Они» будут говорить мне, какая я падшая женщина.
Погоди-ка, а что я реально сейчас чувствую? Возбуждение, страх, дух захватывает и очень хочется. Может быть я и вправду падшая женщина? А что в этом, собственно, страшного? — Ммм, расскажи, что ты хочешь сделать.
Джонни достаёт плакат с рекламой мастер-класса по растяжке, написанной в весьма ироничной манере и с его ужасно смешной фотографией.
Там говорилось, что это глубже, чем йога и для сексуальных русских девушек почти задаром, а ещё что он — мега-гуру. Когда я просмеялась, он объяснил мне, что хочет снять фильм про этого персонажа. А поскольку он всю жизнь был помешан на сексе, это конечно же должен быть порно фильм. Он рассказывал очень увлечённо, а я таяла, загораясь его идеей. — Значит, я буду той самой hot russian girl? — Конечно! Ты же русская и очень даже хот. А ещё знаешь что, это будет не обычное порно! Такого добра завались, это никому не интересно. Это будет comic porno «Open your legs» — раскрой ножки, детка!
Мы сделаем смешные диалоги да и главный персонаж — посмотри на него — он же такой придурок.
Боже-боже! Если я соглашусь, что станет с моей репутацией?
Да какая там репутация, все уже давно считают меня чокнутой. Но это ведь совсем круто — вот так взять и стать порно-актрисой. Хотя, если мне плевать на мнение других, я ничего теряю.
Что же мне делать?
Однако, прежде чем дело дошло до порно, мне пришлось немало перелопатить свою головушку и конкретно прорядить убеждения с ожиданиями.
Помните, я писала, что Джон — полиамор?То есть человек, который любит многих и строит с ними отношения честно и открыто.
Думаю, он тогда и сам впервые распробовал на вкус это слово, случайно его где-то подхватив. Потренироваться на практике выпал случай на мне. А мне на нём. — Сегодня вечером хочу поужинать с одной канадкой. Она мне понравилась. …Аааай!!! Не до мной, а с какой-то лахудрой! Ха, погоди, милый, ты ещё увидишь, что я в тысячу раз лучше! И сладким голоском: — Конечно! Расскажешь потом, как всё прошло?
И я шла кусать локти в одиночестве, читать про полиаморию и разбираться со своей ревностью. Мозг жгло неимоверно. Но ведь я всегда хотела свободы!
Как же я могу не давать её другому? Сидеть как собака на сене в отношения с несколькими парнями и не разрешать им встречаться с другими — большей глупости я не могла представить. — Ну как всё прошло? — Я так разочарован! [Йессс!] Она была какая-то зажатая весь вечер, а потом отказалась заниматься со мной сексом. Только куни разрешила. — Ооо! Знаешь, девушкам обычно не так просто решиться на секс в первый вечер. Ты сказал ей, что ты полиамор? — Конечно, я всем говорю! И многих это не пугает!
Тогда я ещё не знала, насколько Джон способен на браваду, и что найти полиаморных девушек не так-то просто. Но для себя решила, что во что бы то ни стало должна соответствовать гордому званию полиамора. В то же время я была так влюблена, но даже не смотрела на других парней. Кто мог сравниться с моим французским богом? Да никто!
Он рассказывал мне про свои романы. Постепенно моя ревность поняла, что её меня ей не пронять, и отступила. Я летала по Арамболю и размышляла: готовиться к съёмкам в кино или нет
Жизнь забавная штука, правда? Она подкидывает нам уроки, о которых мы вроде бы не просим, а потом оказывается, что это-то нам и было нужно. Мы падаем, плачем, кое-как встаём, отряхиваемся и шагаем дальше.
Я согласилась. Нырнула в прорубь. Сожгла мосты. И не пожалела.
Процесс был безумно увлекательный. Мы вместе писали сценарий, Джон объяснял мне, как организовать съёмку, что нужно учесть и подготовить. Он был явно в своей тарелке, словно снял уже тысячу фильмов, заслуживших оскар. — А где можно посмотреть твои видео? — Эээ… Кхм, ну, я пока не особо выкладывал, — он явно растерялся. — Я тебе потом покажу.
Мы провели несколько дней, снимая эпизоды начала фильма. Было так весело расхаживать по улицам в кадре, осознавая, что никто даже не догадывается, для чего это! Хоть всё было очень пристойно, я чувствовала себя проказницей и стыд жёг мои щёки румянцем. Впрочем, он быстро растворялся — я училась быть смелой, исполняя свои желания.
В день Х выяснилось, что для съёмки главной сцены нам понадобится оператор. Как? Какой-то другой человек будет смотреть, как мы занимаемся сексом? О боже!
Отказываться было уже поздно. Я была очень смущена, но решила, что раз уж я решилась обрести этот опыт, но поворачивать назад оглобли не стану. Тем более как я собираюсь пережить тот факт, что этот фильм увидят люди?
И мы сделали это. Всё было мило и приятно, словно компания друзей собралась на пикничок. Особенно меня позабавили диалоги: — Ммм, Мастер Джон, это точно техники растяжки? — Конечно, милая! Это чтобы расслабить твой ум.
Но после я чувствовала себя так, словно мне изнасиловали мозг: он пульсировал и одновременно голова была пустая. Что же теперь будет со мной? Я больше никогда не стану прежней… чистой непорочной девочкой. А была ли я ей хоть когда-нибудь? Они вообще существуют?
Джон был очень доволен и мы отпраздновали завершение съёмок ужином в ресторане
Мы увидели свет в одном из заведений, в котором никогда не были, зашли туда и обалдели: в огромном зале застеленном ленолиумом на полу валялось несколько десятков человек. Они, словно медузы или выброшенные на берег осьминоги, шевелили руками и ногами, обнимались, ползали друг по другу, перетекали, восставали и опадали вновь. Это безумие! Ах, это контактные импровизаторы заканчивали свой фестиваль. Мы немедля решили к ним присоединиться.
Как и каждый день в последние 60 дней мой мозг снова взорвался, пытаясь осмыслить ситуацию.
Я валяюсь в человеческом месиве, котогое пульсирует, пахнет, дышит, воет, извивается, хрипит и смеётся. Кто меня трогате? Кого трогаю я? Где я? Кто я?
Неожиданно где-то завыли собаки и танцоры подхватили. Через минуту вся стая срывала глотки в протяжном вое, словно оплакивая наше расставание. Я плакала вместе с ним и смеялась от счастья: я — это я, прямо сейчас, прямо здесь. И остальное не важно!
Ошалевшие мы выбрались из толпы и отправились домой долюбливать свои уставшие тела.